Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если сложить воедино тиражи всех изданий «Иомиури», то получится солидная цифра: семь миллионов. Именно таким тиражом Сёрики и отпечатал недавно советский внешнеполитический документ о борьбе за запрещение испытаний ядерного оружия. «Я не красный и я не белый, — говорит он, широко улыбаясь и покачивая своей круглой бритой головой, — я руководствуюсь высшим принципом буддизма: радовать окружающих и тем доставлять радость себе. Поэтому я стремлюсь радовать своих читателей и телезрителей, и их радость радует меня».
Буддийские принципы не мешают, конечно, «Иомиури» время от времени публиковать такие же точно антисоветские изделия дурно пахнущей американской газетной кухни, какие печатают его коллеги из других буржуазных газет. Но справедливость требует признать, что газеты и телевизионные станции, принадлежащие бывшему контролеру над опасными мыслями, уделяют этой стряпне меньше места, чем другие, и помещают немного больше объективной информации о Советском Союзе, нежели другие органы японской печати.
Мацутаро Сёрики откровенно сказал нам, что он обижен на американцев, и объяснил почему: в 1945 году генерал Макартур нарушил принцин справедливости, когда посадил его в тюрьму, а коллег Сёрики — хозяев «Асахи» и «Майнити» — оставил на свободе. Он понимает, что американский главнокомандующий был вправе арестовать его, — вероятно, если бы генерал Араки высадился в США как победитель, он точно так же, а может быть, и еще суровее обошелся бы с мистером Сульцбергером, хозяином «Нью-Йорк таймс». Но он, во всяком случае, не обошел бы при этом миссис Рид, тогдашнюю хозяйку «Нью-Йорк геральд трибюн», и мистера Херста, владельца «Нью-Йорк джорнэл америкэн». «Почему же Макартур метнул свои громы и молнии только в издателя «Иомиури»? Несправедливо!» — негодует Сёрики.
Сидеть в тюрьме у американцев бывшему контролеру над опасными мыслями было вдвойне обидно, поскольку он и другие столь же высокопоставленные заключенные были вынуждены разместиться в тех самых камерах, откуда только что вышли на свободу коммунисты, носители злокозненных идей.
С тех пор прошло уже много лет, но нашему собеседнику трудно забыть все то, что он пережил за относительно недолгое время, проведенное им в тюрьме по указу Макартура. И сейчас, рассеянно выбирая фрукты в серебряной корзинке, он снова и снова раздраженно корит американского генерала, который, по его мнению, хозяйничал в Японии, ничего не понимая в ее делах.
На восьмом десятке лет уже невозможно круто менять свой убеждения, и я глубоко уверен, что те опасные мысли, против которых мой собеседник столь упорно боролся сорок лет назад, остаются в его глазах греховными. Но как река подмывает самый тяжелый камень, так и сама жизнь мало-помалу подталкивала его мышление в ином направлении, и действия генерала Макартура, надо полагать, сыграли в этом отношении свою роль. Вот почему состоялась и наша встреча под сенью старинных письмен китайского каллиграфа...
После обеда наш гостеприимный хозяин пригласил нас посетить его собственную часовню, стоящую на плоской крыше дома, где разбит очаровательный японский сад с крохотными озерками, карликовыми соснами, цветущими куртинами. В этом саду весело возились ребятишки, пока их матери были заняты покупками в универмаге, занимающем нижние этажи. В часовне с пьедестала глядел на нас, улыбаясь, божок Миокен, приносящий, согласно поверью, удачу в делах.
Сёрики любезно предложил мне воспользоваться услугами своего оракула — он ответит на любой интересующий меня вопрос. Я достал из глиняного сосуда палочку с номером, и служительница часовни быстро вручила мне соответствующее номеру пророчество, отпечатанное типографским способом. Оно было составлено в обычном для прорицателей туманном стиле, — оракул информировал меня, что «когда гора заслоняет луну, то небо на востоке закрывается», что «если в одном месте становится хорошо, то в другом делается плохо», что «производство должно быть дешевым» и что «перед путешествием не надо нервничать».
Оракул дал мне ряд полезных советов: «Не делай торговлю счастьем и источником больших доходов», «Считай болезнь легче, чем она тебе кажется», «Разводи шелковичного червя, это выгодно и принесет тебе счастье». И наконец — пророчество в ответ на тот вопрос, который, как предполагалось, я должен был мысленно задать оракулу: «Ваше желание сбудется, но придется немного подождать».
Поскольку мой вопрос, обращенный к оракулу, как об этом нетрудно было догадаться, относился к перспективам развития советско-японских культурных связей, я выразил признательность Сёрики за благожелательный подход, проявленный его божком, хотя он и был чрезмерно осторожен в отношении сроков исполнения желания. Не учился ли Миокен в школе дипломатов? Сёрики весело рассмеялся: все придет в свое время... Говорят, что чем древнее страна, тем медленнее течет там время, но оно все же течет, ибо остановиться не в состоянии. Поэтому в конечном счете решение оракула, принадлежащего Сёрики, меня удовлетворило.
Я не хочу ни приукрашивать, ни чернить своего любезного собеседника — описал его здесь таким, каким увидел, — пусть не подумает читатель, что перед ним самоотверженный друг Советского Союза и наш единомышленник либо, наоборот, что это коварный деятель старого закала, маскирующий под внешней любезностью какие-то агрессивные замыслы. В правящих кругах Японии есть и те и другие. Но есть и третьи: вот такие, как господин Сёрики, и их, пожалуй, становится все больше.
Наш хозяин, бесспорно, не изменил своего отношения к опасным мыслям за эти сорок лет, но он и те, кто с ним согласны, еще более отчетливо, чем Ито Хиробуми и Симпэй Гото, понимают, что, нравятся ли им западные соседи или нет, а с ними придется вести дела, причем эти дела могут быть выгодными, ведь до материка рукой подать, — торговать с соседями выгоднее и удобнее, чем с заокеанскими купцами, не так ли? Современные последователи Ито Хиробуми, понятно, не хотят ускорять развитие событий, но в то же время им ясно, что сопротивляться их движению было бы бесполезно и бессмысленно. Не потому ли оракул Сёрики столь вежливо обещал мне: «Ваше желание сбудется, но придется немного подождать». Что ж, мы никуда не торопимся. Мы можем ждать. Мы только говорим: учтите, что общение между народами всегда взаимно выгодно, и кто уклоняется от его развития, тот в первую очередь и теряет от этого.
На прощание мы принимаем участие в церемонии чаепития, устраиваемой обычно в честь желанных гостей. Эта