церемония свершается в японских семьях на протяжении многих веков, и каждое движение, каждый жест тщательно отработаны.

Нас вводят в светлый чайный домик, стоящий здесь же, на крыше дома. На полу лежат четыре циновки. У входа мы снимаем обувь, и каждый садится на отведенном ему месте, — садится на пятки, опираясь коленями на специальные подушечки. Сидим углом — старший гость помещен у своеобразного алтаря в углублении стены, где висит каллиграфически написанное изречение и стоит изящно подобранный букет цветов.

Посредине комнаты сидит девушка, одетая в нарядное кимоно. Артистическими жестами, доведенными до совершенства — этому учатся несколько лет! — она вымывает бамбуковой кисточкой чашки, потом заваривает в них крутой пенистый зеленый чай и передает чашку за чашкой двум своим подружкам, которые подносят их с низкими поклонами гостям и хозяевам. Чашку надо держать обеими руками и медленно, с чувством потягивать этот ароматный освежающий напиток.

Наш хозяин — живое воплощение любезности и доброты. Всем своим видом он показывает благорасположение к гостям. Конечно, это радушие имеет свои лимиты. Но, ей-богу же, граф Гото был глубоко прав, когда он пригласил советского посланника к себе в гости, чтобы совместно с ним полюбоваться каллиграфией Фу Шаня и воздать должное философу Чжу Си. Жизнь потихоньку идет вперед, и граф уже тогда отлично понимал, что в мире не найдется ни одной стены, которая могла бы преградить ей путь. А если это так, то лучший выход — не спорить с новым, но и не потворствовать ему; не обострять с ним отношения, но и ни в коем случае не захлопывать дверь. И пусть все идет, как шло до сих пор...

Самолет прилетел в город Осака поздно вечером. Советских людей, прибывших на съезд общества «Япония — СССР», встретили с обычным радушием: объятия, приветствия, букеты цветов, дружественный разговор... Когда мы уже садились в машину, в приспущенное окно вдруг просунулась чья-то маленькая рука, и на колени нам упали какие-то коробки, аккуратно упакованные в пеструю бумагу и обвязанные ленточками.

В гостинице я открыл коробку. В ней лежали еще теплые пирожки с аппетитной поджаристой корочкой, а к ним была приложена визитная карточка, на которой было отпечатано с одной стороны по-японски, а с другой по-русски: «Русский вкус! Русские пирожки и блюда! Мацуо Кокадо, президент акционерного общества «Парнас». Япония, Осака, Кита-ку, Ватая‑Чо, 20. Телефон (344)0068».

Утром за чаем я спросил друзей, кто такой Мацуо Кокадо и как объяснить его подарки? На их лицах засветились теплые улыбки. Как? Я до сих пор не знаком с делом о пирожках? Но ведь это интереснейшая история!

Бог мой, можно ли было предполагать, что обыкновенный русский пирожок, такой румяный, вкусный, тающий во рту, надолго отравит аппетит довольно большой группе людей, у которых решительно портится настроение при одном слове «русский»? И какая кутерьма вдруг поднимется вокруг этого, поистине экстраординарного дела о пирожках!..

Чтобы разобраться в перипетиях этого дела, надо было обязательно встретиться с самим Мацуо Кокадо. За этим дело не стало: президент акционерной компании «Парнас» является активным членом общества «Япония — СССР», и он сам заехал за нами на своей автомашине. Этот невысокий, плечистый человек выглядел значительно моложе своих тридцати восьми лет.

Узнав о том, что мы интересуемся делом о пирожках, он грустно улыбнулся: это очень долгая история, она тянется уже четыре года. Акционерную компанию «Парнас», то есть его, Мацуо Кокадо, хотят задушить люди, затеявшие процесс, официальная цель которого — осудить эту фирму за гастрономический плагиат. Ведь Кокадо объявил еще в 1956 году, будто пирожки — это русское блюдо, хотя некий Томито родом из Маньчжурии заявляет, что пирожки выдумал он и что даже название кулинарного произведения изобретено и запатентовано лично им, — это не русское, а японское блюдо! И Томито требует, чтобы Кокадо платил ему, как изобретателю, изрядный процент с каждого испеченного пирожка.

Разбирательство в патентной службе тянется уже четыре с половиной года, и ему нет ни конца ни края. О подлинной подоплеке этого процесса, конечно, никто вслух не говорит, но она ясна всем: те, кто его затеял, хотят разорить хозяина «Парнаса» за то, что он имел неосторожность избрать девизом слова «русский вкус», — ведь это же явная красная пропаганда! Но Кокадо упорствует на своем. Он мужественно судится и вот уже несколько лет содержит трех адвокатов, отстаивающих его дело.

Дело о пирожках меня заинтересовывало все больше: в нем было что-то весьма характерное для общественных нравов Японии 1962 года. И когда мы, воспользовавшись любезным приглашением упрямого осакского пирожника, никак не желающего отказываться от избранного им опасного девиза, поехали с ним в воскресенье посмотреть древние храмы и парки Киото и Нара, нам представился случай узнать эту удивительную историю во всех подробностях.

Это было увлекательное путешествие в далекое прошлое Японии: город Киото построили еще в восьмом веке, а Нара и того раньше — в седьмом.

Киото нам показывали активисты местного отделения общества «Япония — СССР». Здесь сохранились древние храмы и дворцы, сохранились с незапамятных времен узкие улочки затейливых двухэтажных домиков под черепичными крышами — такие, какими они были сотни лет тому назад. У входа в них висят бумажные фонари. Торговые эмблемы извещают путников, что это — чайные домики, в которых гостеприимные гейши угостят вас чаем, сыграют вам старинную мелодию, станцуют древний танец, — все это, разумеется, при условии, что вы заплатите хозяйке. И здесь же рядом — в тесном, залитом асфальтом дворе у длинного ряда окошечек касс — неописуемое кипение ультрасовременных страстей: это тотализатор, где вы можете поставить ставку на любую лошадь, какая сегодня будет бежать по любому ипподрому Японии.

В самом Киото скачек нет, да это и не важно: тех, кто сюда приходит, конные соревнования интересуют не как вид спорта, а как средство заработать деньги. У касс толпятся сотни людей — молодежь и старики, женщины из квартала гейш и студенты из университета. У каждого в руках — справочник бегов. Радиорепродуктор непрерывно извергает какие-то хриплые, отрывистые звуки: голос диктора кому-то приносит счастье, но подавляющему большинству — лишь горечь разочарования и сожаление о потерянной денежной ставке...

Кокадо с интересом оглядывается по сторонам, как бы взвешивая солидность этого предприятия. Потом вздыхает и легонько трогает меня за рукав: лучше пойти посмотреть храмы... Пользоваться услугами тотализатора для умножения своего капитала он пока не рискует. Мы осматриваем знаменитый замок сёгуна Нидзио с его поющими полами, предупреждавшими всемогущего властелина о приближении опасных наемных убийц; дворец императора; самую большую в Японии пагоду; синтоистский храм Хейан,