Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был вызван в качестве свидетеля тогдашний корреспондент «Правды» в Токио Игорь Латышев. Ему предъявили запись склонения слов «пиросёк», «пиросики». Латышев улыбнулся: он припомнил, как некий человек, сообщив, что он изучает русский язык, прислал ему этот листок с просьбой проверить склонение и, если есть ошибки, исправить их. Корреспондент поправил «пиросёк» на «пирожок», а «пиросики» на «пирожки» и вернул листок адресату. Теперь этот листок фигурировал в деле в пользу Томита: японские эксперты использовали его как подтверждение того, что «пиросики» чисто японское изобретение, а «пирожки» — это совсем другое дело. Это ласкательная форма слова «пирог» во множественном числе...
Корреспондент «Правды», однако, авторитетно разъяснил, что ого бабушка, не имевшая чести быть знакомой с господином Томита, пекла отличные пирожки, которые были гордостью семейного стола, и нет никаких оснований сомневаться в том, что это блюдо отвечает русскому вкусу.
Наконец, Патентному управлению адвокатами Кокадо была предъявлена заверенная у нотариуса выписка из 33‑го тома Большой Советской Энциклопедии о пирожковом автомате (страница 78), из которой следовало, что эта «машина для автоматического формирования и обжаривания пирожков» применяется в Советском Союзе, причем в автомат «поступают готовое тесто и начинка — тесто через тестопитатель, а фарш — через фаршепитатель и дозатор», а «отделение пирожков друг от друга происходит на стыке соседних лотков».
Кокадо подтвердил, что он в Москве видел сам эти автоматы в действии, — они жарили до пяти тысяч пирожков в час.
Свыше шестисот свидетелей, выступивших в поддержку Кокадо, подтвердили, что они видели в России пирожки и даже ели их и что правовая сила патента, выданного Томита, более чем сомнительна. С таким же успехом он мог бы заявить, что изобрел, к примеру, вареный рис или рыбную похлебку. Но процесс все длится и длится. Уже четвертый год Кокадо живет в тревоге: не сегодня-завтра его могут объявить преступником, укравшим чужое изобретение, и заставить оплатить все издержки по этому длиннейшему процессу — это его разорило бы.
Вот почему наш друг так мрачно глядит вдаль, покачиваясь на мягком сиденье своего автомобиля, пока его личный шофер в белых перчатках мчит нас по отличному шоссе. Слева и справа высятся леса новостроек, прокладываются новые автомобильные магистрали, крестьяне копошатся на своих крохотных полях. Жизнь идет своим чередом.
Вдруг наш спутник оживляется, усаживается поудобнее и начинает пронзительно насвистывать «Подмосковные вечера». Потом, оборвав мелодию, он поворачивается ко мне и говорит:
— А вы знаете, что мне пришло в голову? В конце концов этот процесс — замечательная реклама для моих пирожков. Ведь еще недавно их покупали только в районе Кобэ и Осака, а сейчас я получаю заказы даже из Хакодатэ. Только что я придумал одну интересную штучку — бумажную упаковку, сберегающую тепло в течение нескольких часов. Вы приходите в магазин, и вам подают легкую коробочку с эмблемой нашей фирмы и иероглифами «Парнас — Русский вкус». Вы несете ее домой, открываете за обеденным столом — и на тарелке у вас горячие румяные пирожки, а? Неплохо?.. И еще: сейчас я решил выпустить новую серию пирожных: «Спутник № 1», «Спутник № 2», «Спутник № 3» и так далее — вплоть до космических кораблей «Восток № 1», «Восток № 2». Каждое пирожное — в изящной упаковочке с соответствующим изображением. Уверен, что дело пойдет! Дети обязательно заставят своих пап и мам покупать именно такие пирожные...
Нет, Кокадо не намерен сдаваться. Он борется против Томита и тех, кто толкнул этого «изобретателя» против акционерной компании «Парнас» только потому, что им не нравится русский вкус. И он уверен, что в конце концов выиграет свое дело о пирожках.
А я слушаю и думаю о своем: вот как будто и мелкая история, но сколько в ней поучительного! Интересно и то, как быстро распространяется за рубеж вкус ко всему, что исходит из нашей страны. Знаменательно и другое: если хочет делец на чем-то заработать, самый верный путь к этому — воспользоваться модой на русский вкус. А разве не любопытно то, что даже популярность русских пирожков бросает кого-то из противников русского вкуса в дрожь и трепет и побуждает их затеять это невероятное разбирательство с целью удушения фирмы «Парнас»?..
...В перерыве вечернего заседания на съезд общества «Япония — СССР» была доставлена опытная партия пирожков в специальной теплонепроницаемой упаковке — акционерное общество «Парнас — Русский вкус» бесплатно угощало делегатов. В зале плавал приятный аромат, хорошо поджаренные, еще горяченькие пирожки аппетитно похрустывали у всех на зубах. Довольный, сияющий Мацуо Кокадо расхаживал между рядами и с благодарностью принимал комплименты. Он опять хорошо рассчитал: назавтра наверняка число его клиентов увеличится.
Она стоит на высоком, узком, похожем на снаряд постаменте посреди города. Худенькая, длинноногая, угловатая, как все девочки ее возраста. Вытянутыми над головой руками она бережно держит журавлика — таких журавликов любят свертывать из бумаги дети всех стран.
Но в этом городе бумажный журавлик не забава. Нет. Судьбе было угодно сделать эту детскую игрушку большим и важным символом. Символом борьбы за жизнь. И сейчас под ногами у этой девочки покачиваются на ветру сотни гирлянд, связанных из крошечных бумажных журавликов, голубых, алых, золотых — всех цветов. А рядом на флагштоке трепещет на ветру трехцветный флаг — зелено-бело-красный и иероглифы на нем: «Общество журавликов».
Вероятно, читатели знают в общих чертах трагическую историю этой девочки, — кстати, кинорежиссер Марк Донской искусно вплел ее хватающую за душу историю в ткань только что законченного им антивоенного фильма. Это Садако Сасаки, девочка из Хиросимы, медленно и безжалостно умерщвленная американской атомной бомбой, — ей было только два годика, когда бомба упала на город, ей исполнилось двенадцать лет, когда ее увезли на кладбище. А журавлик?.. Журавль, по японскому поверью, приносит людям счастье, и японские дети, узнав о том, что девочка из Хиросимы попала в беду, начали делать и посылать ей тысячи маленьких бумажных птиц, и сама она вместе с другими обреченными больными Госпиталя Атомного Взрыва с утра до вечера мастерила их. Это давало какую-то тень надежды, помогало переносить страдания.
В мире чудес не бывает, и 25 октября 1955 года Садако угасла, промучившись на койке госпиталя долгих семь месяцев.