Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полиция большого Лондона
Отделение «J»
6 сентября 1888 года
Тема: Убийство М. Э. Николс, совершенное в Уайтчепеле 31.8.88
Полицейский констебль № 97 участка «J» Дж. Нил докладывает, что в 3 часа 45 минут 31 августа во дворе на Бакс-роу, Уайтчепел, им был обнаружен труп женщины, лежавшей на спине, с юбкой, задранной чуть выше колен. Судя по всему, убийство было совершено там, где найдено тело жертвы.
Констебль Нил получил помощь констебля № 55 участка «Н» Смайзена и констебля № 96 участка «J» Тэйна, причем последний был немедленно отправлен с места происшествия за доктором Ллуэллином, Уайтчепел-роуд, 152, который, прибыв без промедления, констатировал недавнюю смерть. По его указанию тело было отправлено в морг для дальнейшего, более тщательного осмотра.
В ходе упомянутого осмотра доктор установил, что горло жертвы было перерезано слева направо, с рассечением трахеи и спинного мозга. Брюшная полость разрезана от центра к нижним ребрам с правой стороны, а затем ниже таза к левой стороне живота, где рана зазубрена. Кроме того, на животе имеются еще несколько разрезов, нанесенных, как и две колотые раны в области половых органов, явно очень острым клинком. Небольшое количество крови на месте происшествия пока не находит объяснения.[195]
Описание покойной: возраст около 45 лет, рост 5 футов 2 дюйма, волосы темно-каштановые (тронуты сединой), глаза карие, небольшая рваная рана на языке, отсутствует один верхний зуб и два нижних левых.
Одета: длинное свободное коричневое пальто с семью большими латунными пуговицами (с изображением едущей на лошади женщины и идущего следом мужчины),[196]коричневое полушерстяное платье поверх серой шерстяной нижней юбки, белый фланелевый лифчик, сорочка в пятнах крови, черные рифленые шерстяные чулки, мужские башмаки с боковой шнуровкой, черная соломенная шляпка с отделкой из черного бархата. Позднее на сорочке были обнаружены метки работного дома Ламбета, а покойная опознана как Мэри Энн Николс, ранее содержавшаяся в названном заведении.
Ее муж Уильям Николс, в настоящее время проживающий в доме № 37 по Кобург-роу, Олд-Кент-роуд, работает печатником в фирме «Пуркисс, Бэкон и К°» на Уайтфрайерз-стрит. Они расстались девять лет назад по причине ее пристрастия к спиртному. Некоторое время он выплачивал ей содержание (5 шиллингов в неделю), но в 1882 году ему стало известно, что она зарабатывает себе на жизнь проституцией, и он прекратил выплаты, вследствие чего по ее жалобе в приходской совет Ламбета он был вызван для объяснений. Факт ведения распутной жизни был доказан, и ее жалоба отклонена. С тех пор муж о ней ничего не слышал, и никаких оснований подозревать его в содеянном не имеется.
С 1882 года покойная в различные периоды времени обреталась в Эдмонтонском, Лондонском городском, Холборнском и Ламбетском работных домах. Покинув последнее учреждение 12 мая, она устроилась в Инглсайде, Роуз-Хилл-роуд, Уэндсворт, но 12 июля скрылась оттуда, украв выданную ей одежду. Несколько дней спустя она обосновалась в ночлежке, в доме № 18 по Трол-стрит, Спиталфилдз, и с тех пор жила то там, то неподалеку, в доме № 55 на углу Флауэр и Дин-стрит, вместе с другими представительницами своей профессии, пока ее не нашли мертвой 31 августа. Покойную видели в 11 вечера 30-го прогуливающейся по Уайтчепел-роуд, а в 00.30 31-го выходящей из паба «Сковородка», в Спиталфилдзе. В 1 час 20 минут 31-го она находилась по месту проживания, в доме № 18 по Трол-стрит, но уже в 2 часа 30 минут ее снова видели на углу Осборн-стрит и Уайтчепел-роуд. В обоих случаях она была одна.[197]
Постояльцы ночлежки на Трол-стрит показывают, что миссис Николс покинула дом приблизительно в 1 час 40 минут на поиски денег для оплаты проживания (что делает маловероятным такой мотив убийства, как ограбление.) В 3.45 утра 31-го она была обнаружена мертвой, и до настоящего времени не найдено никого, кто видел бы ее позже 2.30 того же числа.
Был произведен опрос местных жителей, ночных сторожей близлежащих зданий и констеблей, несших дежурство на прилегающей территории, от которых можно было бы получить сколь бы то ни было значимую информацию.
Тем не менее к настоящему моменту не удалось раздобыть даже мельчайшей улики, способной указать на причастность к преступлению определенного лица.
Воскресенье, 9 сентября 1888 года, 10 часов вечера
На борту парохода «Магия», следующего из Белфаста в Ливерпуль
— Ты просто подвергаешь испытанию мое рациональное мышление, брат, — сказал Торнли прошлым вечером. — И признаюсь тебе, будь это не ты, я бы отмел напрочь все сказанное как вздор и бессмыслицу. Официальный диагноз был бы, несомненно, dementia ргаесох[198]или что-то в этом роде, и в связи с этим мне стоило бы поместить тебя в психиатрическую клинику под присмотр. Но, увы и ах, это ты. Проклятье! Куда легче было бы не поверить.
Дрожащей рукой Торнли поднес к усам бокал шерри. Мы сидели в библиотеке, уединившись. Это было в конце долгой и плохо кончившейся недели.
— И кроме того, — сказал он, — я прекрасно усвоил, что мы не можем предвосхитить того, что преподносит нам жизнь. Разве то, о чем ты рассказываешь, более таинственно, чем… чем…
Мой опечаленный брат так и не закончил вопроса, хотя и выразительно указал подбородком в сторону отдаленной столовой, чтобы я соотнес его слова с унижением, перенесенным им там менее двух часов назад.
За обедом собралось восемь человек: Торнли, я, Флоренс, Ноэль и две супружеские четы, коллеги Торнли по медицинскому цеху с женами. Один из них, удостоенный рыцарского звания титулованный землевладелец, очень мне не понравился, особенно после того, как Торнли усадил его во главе стола и целая миля красного дерева, уставленного севрским фарфором и столовым серебром с монограммами, отделила этого почетного гостя от простых смертных. Мне выпало сидеть справа от жены второго хирурга, от которой я все время отворачивался, пытаясь, по большей части безуспешно, вовлечь в разговор собственного сына.