– И что было потом?

– А потом умерла его жена. От сердечного приступа.Через полгода после ее похорон мы поженились.

– Она умерла своей смертью или ей помогли? – заподозриланеладное Эва.

– Лишь чуть-чуть.

– Как это?

– Я всего лишь сказала ей правду. О нас с Дэвидом. Аона… – Тяжкий, наигранный вздох. – Она не выдержала этого и умерла!

– Но зачем? Ведь она и так скончалась бы…

– Когда? Через месяц, три, пять? Через год? Или вообщеникогда! – На сей раз никакой игры – ярость была натуральной. – Даесли она доскрипела до семидесятилетия, то могла бы, с ее беспроблемной жизньюи лучшим лечением, протянуть и до восьмидесяти! А у меня каждый месяц на счету…

– Дэвид не заподозрил?

– Нет. Я была вхожа в их дом. Как личный модельерсемьи. Элизабет мне симпатизировала, мы часами дули чай на веранде, а Дэвидмлел от этой идиллии… – Элена зло усмехнулась. – За чаем все ипроизошло! Я нашептала Лизи о наших взаимоотношениях в тот момент, когда Дэвидотдавал распоряжение слугам. – Улыбка стала шире, растянувшись чуть ли недо ушей, и Эве стало жутко от ее вида. – Потом мы поженились, и я сталаочень богатой. Дома по всему миру, личный самолет, яхта, эксклюзивные автомобили.Дэвид баловал меня. Задаривал стотысячными побрякушками, нарядами,произведениями искусства. Но все это мне было не нужно, я мечтала об одном –вернуться в Россию, чтобы довести до конца дело, ради которого я, собственно, истремилась стать госпожой Рэдрок. Я начала жаловаться на скуку и оченьнатурально тосковала по родине. Дэвид не мог смотреть, как я страдаю, он купилдля меня разваливающуюся фирму «Дары Севера» и квартиру в Москве, а для себядом в «Горном хрустале» (его легкие стали пошаливать, и врачи рекомендовали емупереселиться в горы). Наконец мы перебрались в Россию. Первое время все былонормально. Мой муженек не жаловался, не просился домой, не сдерживал меня врасходах, а единственное, чего требовал, так это ласки. Ему нравилось, когда ячмокала его в лысинку и некоторые другие места, которые благодаря «виагре»кое-как шевелились. В общем, жили мы в согласии до того момента, как я непривела в дом Антона… – И вновь при воспоминании о сыне ее лицопреобразилось, став мягким и нежным, почти таким, как раньше, – видимо,только Антон возрождал в Элене человеческие чувства. – Как-то в канунНового года я в компании английских кумушек из благотворительной организациипопала в один детским дом… До этого мы посещали в основном столичные иподмосковные, а тут решили углубиться в провинцию, и когда выбирали, кудаименно поехать, я вспомнила о родных местах. В поселке, соседствующем с моим,был детдом, убогий, бедный, вот туда я кумушек и притащила… Увидев диковинныхкукол, покемонов, спайдерменов, детдомовцы ринулись к нам и стали вырыватьигрушки из рук. Только один мальчик остался в стороне. Самый красивый и гордый.С брезгливой улыбкой он смотрел на товарищей, не делая ни одной попыткиприблизиться к «рогу изобилия». Когда же я подошла к нему сама и протянула «тетрис»,он качнул головой и отвернулся. Как маленький принц, униженный подачкой… –Элена зажмурилась, вспоминая, и продолжила рассказ, не разлепляя век – она небоялась Эвы, видя, как та слаба. – И вот тут я вдруг поймала себя настранном ощущении… Мне показалось, я откуда-то его знаю. То есть в его лице,осанке было что-то знакомое… Я не могла понять что, пока взгляд мой не уткнулсяв зеркало, висящее на стене. В нем отражались я и тот мальчик, и мы… Мы былиочень похожи! Неужели ты, Эва, этого не заметила? – Эва молча качнулаголовой. Жеста этого Элена видеть не могла, так как глаза ее были закрыты, ноона будто ее мысли прочитала и протянула задумчиво: – Странно… А между тем онпросто моя копия… Особенно у нас мимика похожа, но тут я следила за своим лицом,чтобы вы ничего заметили, пока я не сказала сама… И ведь не заметили! Хотя какможно было не обратить внимания на то, что у него мои уши, скулы, глаза…Особенно глаза, поэтому он их и закрывал очками… Знала бы ты, как я счастлива,что в моем сыне нет ничего от его отца, он пошел в меня… – Элена стряхнулас себя оцепенение и продолжила повествование: – Когда я заметила наше сходство,я растерялась. Я не знала, что думать! Я была уверена, что мой сын умер, но вто же время какое-то шестое чувство подсказывало мне, что этот детдомовскиймальчик – частичка меня… И я пошла к заведующей, желая узнать о нем. Онасказала, что мальчика зовут Антон Бачков (фамилию ему дали врачи, которыеспасли его, вынув из мусорного бачка), ему двенадцать с половиной, он очень умен,силен, ловок, но диковат, не идет на контакт ни с одним потенциальнымусыновителем. С ребятами тоже не находит общего языка. Они не любят его завысокомерие и нежелание подчиняться авторитетам. Из-за этого на мальчика не разнападали старшие товарищи и били так, что на его теле и голове до сих поростались шрамы… – Элена открыла глаза и, поблуждав ими над Эвиной головой,остановила их на щели в потолке. – Больше всего остального меня, конечно,поразил возраст Антона. Ему было ровно столько, сколько было бы моему сыночку,останься он в живых… Совпадение? Быть может… Но как тогда объяснить нашепоразительное внешнее сходство и непреодолимую тягу друг другу? Ведь не толькоя, но и он ко мне потянулся… Как только я перестала навязывать ему подарки, азавела простой разговор, он так охотно пошел на контакт, что педагоги простодиву дались… Никому до меня не удалось найти с Антоном Бачковым общегоязыка… – Элена, прикусив губу, улыбнулась. Улыбка получилась чутькривоватой, такой, какая частенько блуждала по лицу Антона. Оказывается, у нихдействительно была похожая мимика. – Я стала навещать мальчика регулярно.Я узнала его и полюбила. Уверенность в том, что он мой ребенок, крепла во мне скаждым днем. Но сомнения все равно нет-нет да одолевали меня. Я давно пересталаверить в чудеса, а это было бы самым настоящим чудом! Когда же мне надоеломучиться неизвестностью, я решилась сделать анализ ДНК. Результат меня потряс!Оказалось, я являлась его кровной родственницей на девяносто девять и девятьдесятых процента… Антон действительно был моим сыном! Выжившим, несмотря ни начто!

– Поняв это, вы забрали его из детдома?

– Да.

– И что же Дэвид?

– Он не принял Антона.

– Почему?

– Я не могла сказать ему правду. О том, что он мой. Отом, что я родила его от маньяка, державшего меня в рабстве… Дэвиду я сообщила,что решила усыновить Антона.

– И что Дэвид?

– Категорически отказал мне.

– Он не хотел детей?

– Приемных – нет.

– И что же вы предприняли?

– Сначала я пыталась его переубедить. Когда поняла, чтоэто бесполезно, поставила ультиматум: или я оставляю Антона, или ухожу. Дэвидвыбрал последнее… – Элена глубоко вздохнула. – Я, по заведеннойтрадиции, сделала вид, что смирилась. Я поселила Антона в съемной квартире,наврав Дэвиду о его возвращении в детдом. К тому времени мой мальчик знал обовсем. Я рассказала ему правду, не утаив ничего. Я посвятила его в свои планыотносительно тебя, и он понял и поддержал меня. Вместе с ним мы стали мечтать отом, когда осуществим мою месть, но нам мешал Дэвид…