солдат, есть опыт защиты позиций, которые будут неминуемо утеряны, если на Украине не произойдет изменений в политике». Это место не подходило Коху для демонстрации кулака с перстнем, но он высказал несколько едких замечаний по поводу необоснованного пессимизма фельдмаршала. И все же даже при этой возможности Розенберг не рискнул поддержать фон Клейста, резко оборвавшего разговор, в котором Розенберг просто не принял участия. То же самое происходило и в штабе Манштейна (командующего группой армий «Юг») в Мелитополе. Потом Манштейн вспоминал, что Кох вел речь о вербовке рабочей силы на Украине, отрицая, что она была насильственной. Он не припомнил, чтобы Розенберг вообще хотя бы что-то сказал.

Но даже присутствие Коха не помешало Розенбергу узнать истину от одного из генеральных комиссаров. Эрнст Ляйзер, генеральный комиссар Житомирского региона, раньше был чиновником в системе государственных железных дорог и считался сугубо практичным человеком, получив назначение на должность заместителя гаулейтера в Сааре. Удивительно, как Кох сподобился одобрить это назначение. Кох предпочитал чиновников типа Пауля Даргеля или крайслейтера Кнута из Киева, против которого выдвигались «самые серьезные обвинения» и который заявлял, что Киев необходимо уничтожить с помощью эпидемий. Розенберг встретился с Ляйзером 17 июня в Житомире в свой последний день пребывания на Украине. Из докладной записки по совещанию, которую Ляйзер отправил в министерство, неясно, вся ли она была доложена устно в присутствии Коха, но человек, который мог написать такой документ, очевидно, не боялся последствий для себя.

Согласно докладной, партизаны в данное время забирали 60 процентов сельскохозяйственной продукции военного округа Житомир и даже снабжали крестьян семенами для посева. Расхищение скота было настолько велико, что на долю немцев доставалась только 28 процентов овец. Только в пяти Gebiete Ляйзера немецкие аграрные руководители могли работать. В остальных тринадцати Gebiete они вынуждены забаррикадироваться в бывших советских МТС, охраняемых немецкими полицейскими силами как опорные пункты.

Помимо этих машинно-тракторных станций, немцы потеряли большинство пунктов сбора продукции из-за отсутствия войск для их охраны. Партизаны удерживали за собой большинство лесов, поэтому в Винницком регионе, свободном от партизан, леса были вырублены. Партизаны так свободно собирались в отряды, а местность настолько кишела ими, что в Generalbezirk Житомир можно было пользоваться без вооруженного конвоя только одной дорогой — это трасса длиной 120 км, соединявшая летнюю ставку Гитлера под Винницей со ставкой Гиммлера, расположенной в бывшей советской военной академии в колонии фольксдойче в Хегевальде возле Житомира. В боях с партизанами в пределах Generalbezirk Ляйзера за год погибли 4500 полицейских, украинских полицаев и немецких гражданских лиц. Многократно награжденный ветеран Первой мировой войны Ляйзер заявил, что, несмотря на то что позади линии фронта полно войск, командующие военными тыловыми районами неизменно возражают в ответ, утверждая, что не могут выделить людей для операций против партизан.

В заметно более сдержанных выражениях Ляйзер продолжал связывать такое состояние дел с депортацией работников в Германию. Она обрела большие масштабы с апреля 1943 г., когда Заукель сам побывал на Украине. Нет сомнения, что Розенберг слушал это в том состоянии тупого убожества, как и когда он находился под холерическим взглядом Коха. В докладе Ляйзера он мог разглядеть полный крах всего того, чего стремился достичь гитлеровский «колониализм», потому что его объектом была самая богатая и самая населенная часть сельскохозяйственных пространств Советского Союза, а также та часть, которая менее двух лет назад встречала немцев цветами (в отдельных случаях. — Ред.). Но по крайней мере, можно было сказать, что в некоторых местах в районе Житомира существовало хоть какое-то управление. К северу и еще дальше на север в Белоруссии и Литве не было вообще никакого управления, за исключением некоторых городов на германских линиях снабжения.

Борьба между министром и рейхскомиссаром стала призрачной бессмысленной схваткой. И тем не менее она была ожесточенной и воспринималась всерьез многими немецкими сентименталистами, все еще считавшими, что еще есть время превратить совершенно аморальную войну в крестовый поход русского народа за свободу под знаменем со свастикой. Такие люди все еще могли радоваться победе какого-то Розенберга над каким-то Кохом, как будто эти два создания по-прежнему играли какую-то роль.

Кох был занят своими жалобами Ламмерсу даже тогда, когда Розенберг был с ним на Украине. Их темой опять был декрет Розенберга от 23 февраля 1943 г. об открытии начальных школ и техникумов на Украине. На этот раз Кох избрал линию аргументации, рассчитанную на сочувствие Гитлера. На Украине он «потерял полмиллиона евреев». В результате не осталось умелых торговцев. (Поскольку русско-украинское купечество было истреблено как сословие усилиями ЧК — ОГПУ — НКВД. — Ред.) Нельзя даже сапоги починить. «Что же важнее? То, что я учу украинцев чинить сапоги, или то, что посылаю их в средние школы, чтобы они смогли создать украинское государство?»

Это было напоминанием Гитлеру о том, что тот не объявил своего решения после третейского суда между ним и Розенбергом 19 мая. Так что 22 июня по возвращении в свое управление в Берлине Розенберг обнаружил директиву Гитлера, уже более недели его дожидавшуюся. Согласно собственным воспоминаниям Розенберга, ему было предписано «ограничиться основными принципами в том, что касалось законодательства, и не особенно интересоваться деталями управления восточными территориями». Фактический текст записки Ламмерса показывает, что на самом деле было еще хуже. Кох получал право выдвигать контрпредложения, а Ламмерс и Борман, если согласие не достигалось, играли роль арбитров. Фактически Кох теперь обрел независимость, потому что Ламмерс и Борман наверняка его поддержат. Розенберг скрывал это оскорбление от своего персонала, но Политическое управление (Hauptabteilung Politik) знало правду и посоветовало Розенбергу подать в отставку. Розенберг на это ответил, что в авторитарном государстве это невозможно.

Но хотя Гитлер и вынес решение, благоприятное для Коха, он так и не решил ни одного конкретного вопроса. Когда Кох попытался напомнить о декрете о частной собственности, Ламмерс в сентябре отписал ему, чтобы он более ничем не беспокоил фюрера в этой связи. И так и остался нерешенным вопрос об украинских школах. Да и вопрос о школах, колхозах уже не имел значения в сентябре 1943 г. — в месяце вступления в силу приказа о применении тактики выжженной земли, потому что уже мало было крестьянских хозяйств, где осмеливался показаться немецкий Lafuehrer, и немного городов, где германский чиновник мог либо открывать школы, либо закрывать их.

Розенберг через Кейтеля получил еще одну директиву фюрера, которая могла принести ему лишь чувство облегчения. Телетайпное сообщение от 8 июня информировало его, что Гитлер запретил всякие дискуссии о русских освободительных движениях и что предложенная Розенбергом встреча