Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судебные издержки для обвиняемых оценивались в 10–20 миллионов долларов. Невозможно было предсказать, сколько будет тянуться это разбирательство и чем оно закончится. В случае признания обвиняемых виновными судебные издержки должны были быть отнесены на их собственный счет, а в случае установления их невиновности их должно было оплачивать товарищество. Чтобы как-то разрешить эту ситуацию, я договорился о предварительной равной выплате обвиняемым по 2,5 миллиона долларов. Эта сумма должна была целиком и полностью покрыть обязанности товарищества по оплате их судебных издержек. Помимо этой выплаты товарищество было обременено еще и своими собственными, весьма значительными, юридическими расходами.
Прибыль PNP в течение этого непростого года оказалась на невысоком уровне – 4 %. Ее уменьшение было вызвано не только тратой миллионов на судебные издержки, но и тем, что принстонское отделение, занятое собственной защитой, не могло уделять нормальной работе компании достаточного времени. К концу 1988 года я не видел для PNP никаких достойных перспектив. Я заявил о своем уходе. Вкладчики последовали моему примеру, и товарищество постепенно завершило свою работу.
Рудольф Джулиани ушел с поста федерального прокурора в начале 1989 года и в том же году баллотировался – безуспешно – в мэры Нью-Йорка. Его кампания опиралась на славу, которую он получил за несколько лет уголовного преследования сперва мафии, а затем – деятелей Уолл-стрит. Четыре года спустя он снова выставил свою кандидатуру на должность мэра, победил на выборах и оставался мэром два срока.
В апреле 1989 года обвиняемые были признаны виновными по нескольким эпизодам и приговорены к трехмесячному тюремному заключению и штрафам. Эти приговоры с использованием закона РИКО стали последней соломинкой, переломившей боевой дух Милкена и Фримена. Оба признали себя виновными и заключили сделки со следствием. Однако они, возможно, поторопились. Через два месяца после вынесения приговоров по делу PNP, в которые входили и эпизоды рэкетирства, подпадавшие под закон РИКО, Министерство юстиции США уже во второй раз предприняло «шаги по обузданию тактики обвинений в рэкетирстве, вызвавшей резкие споры во время рассмотрения дел о коррупции на Уолл-стрит, расследовавшихся бывшим федеральным прокурором по Манхэттенскому округу Рудольфом Джулиани». Обвиняемые по делу PNP подали апелляцию, и апелляционный суд Второго округа отменил приговоры по обвинениям в рэкетирстве и уклонении от налогов. Однако он подтвердил приговоры всех шестерых обвиняемых по обвинению в преступном сговоре и двоих из них – по обвинению в махинациях с ценными бумагами. В январе 1992 года прокуратура, достигшая своей настоящей цели – осуждения Милкена и Фримена, – отказалась и от остальных обвинений в адрес четырех из пяти обвиняемых из PNP и от связанного с ним обвинения в отношении трейдера из компании Drexel. Главный трейдер принстонского отделения и сотрудник Drexel все еще оставались приговорены к штрафам и трем месяцам тюрьмы по оставшимся статьям. В сентябре 1992 судья федерального суда отменил и эту часть приговора.
Дело PNP казалось простым эпизодом борьбы федеральной прокуратуры с нарушителями правил торговли ценными бумагами. Чтобы понять его истинные причины, нужно вернуться к 1970-м годам. Тогда компании первого эшелона без особого напряжения получали на Уолл-стрит и в банковском сообществе необходимые им деньги, а менее солидные компании вели напряженную борьбу за выживание. Молодой изобретательный финансист Майкл Милкен, работавший в одной из старых и неповоротливых фирм на Уолл-стрит, Drexel Burnham Lambert, увидел, что их финансирование открывает новые возможности, и создал механизм для финансирования таких компаний. Группа Милкена гарантировала выпуски ненадежных, но высокодоходных – так называемых «бросовых» – облигаций, некоторые из которых были конвертируемыми или продавались в комплекте с варрантами на покупку акций. Высокая доходность давала дополнительную компенсацию, необходимую инвесторам для снижения предполагаемого риска непогашения облигаций. Потребность в такой услуге была огромной, что позволило группе Милкена стать самой мощной финансовой организацией в истории Уолл-стрит.
Такие нововведения разозлили старый истеблишмент корпоративной Америки. Солидные компании оказались буквально парализованы, как олени в свете автомобильных фар, перед волной насильственных поглощений, начатых ордой энергичных предпринимателей, которые опирались на, казалось, неисчерпаемые запасы оборотных средств, создаваемые компанией Drexel. Многие из старых фирм оказались уязвимыми, потому что их администраторы и чиновники не слишком заботились о качестве инвестирования средств своих акционеров. Их акции были дешевы в связи с низкой доходностью активов. Группа, осуществлявшая поглощение, могла провести реструктуризацию, повысить уровень доходности и значительно увеличить ценность такой компании. Поскольку потенциал этих компаний был высок, от их потенциальных новых собственников можно было получить гораздо больше текущей рыночной цены.
Старое положение дел вполне устраивало администраторов и директоров крупных американских корпораций. В их распоряжении были охотничьи домики и персональные самолеты, они жертвовали на благотворительность ради расширения собственного влияния и достижения своих личных целей, а также назначали себе щедрые зарплаты, пенсии, премии, которые выплачивались наличными, акциями или опционами, и «золотые парашюты»[189]. Они сами определяли размеры всех этих выплат, производившихся из средств компании, а разрозненные и неорганизованные акционеры, не задумываясь, утверждали такие расходы. Экономисты называют такое несовпадение интересов администрации, или агентов, и акционеров, то есть настоящих собственников компании, проблемой принципала-агента. Она существует и до сих пор; например, руководители компаний по-прежнему выделяют сами себе огромные пакеты опционов на их акции. По оценкам, к 2000 году их стоимость достигла 14 % совокупной стоимости американских корпораций. В 2008 году жадность и некомпетентность вождей американских корпораций способствовали возникновению одного из величайших в истории финансовых кризисов. Для спасения экономики США от гибели федеральному правительству потребовалось провести крупномасштабный выкуп проблемных активов на средства налогоплательщиков.
Опирающиеся на средства Drexel неофиты выбивали из седла наиболее уязвимых руководителей корпораций. Нужно было что-то с этим делать. От правительства можно было ожидать сочувствия: руководство корпораций зарабатывало больше всех и образовывало наиболее могущественную и влиятельную в политическом отношении группу в стране. Хотя их представители на Уолл-стрит понесли некоторые потери, можно было предположить – и, как впоследствии выяснилось, справедливо, – что после уничтожения Drexel останется множество весьма привлекательных деловых активов, которые смогут захватить все остальные.
Финансистам старого истеблишмента повезло: следствие нашло в деятельности группы Милкена и ее многочисленных союзников, сотрудников и клиентов большое количество нарушений законов об обращении ценных бумаг[190]. Однако трудно сказать, насколько серьезными были эти отклонения по сравнению с непрекращающимися нарушениями, всегда существовавшими и существующими до сих пор повсеместно в области бизнеса и финансов. Лишь немногих из этих многочисленных нарушителей удается поймать, а обвинения, которые им предъявляют, часто касаются лишь ничтожной доли их преступлений. В деле Drexel ситуация была совершенно иной: государственные службы старались выявить как можно большее число нарушений. В качестве аналогии можно представить себе человека, которого три раза в течение одного и того же года поймали на вождении автомобиля в нетрезвом виде. Его сосед тоже садится за руль пьяным, но ни разу не попадался. Кто из них больший преступник? А теперь предположим, что первый человек совершил это нарушение всего три раза и каждый раз попадался, а его сосед делал это сотни раз и не попался ни разу. Как такое может быть? А что, если эти люди – деловые конкуренты, причем начальник полиции, то есть руководитель дорожного инспектора, получает от непойманного водителя крупные пожертвования для своей избирательной кампании? Так кто же тут больший преступник?