умный, но пошла такая тема: кто первым барона прирежет, тот новым бароном и станет. А кровников за спиной никто оставлять не будет. Не за себя боюсь — за детей боюсь, за внуков… — в голосе Петши засквозило отчаяние. — Спрячь их, Ворон, богами тебя молю. Табун за ними дам, шестерых коней только себе оставлю. Скажешь, мало — заплачу́ сколько попросишь.

Барон Белый Ворон подумал, кивнул в сторону двора, мол: закатывай, и негромко буркнул:

— Вернись сперва…

Цыган резво подхватил коней под уздцы, завернул телегу во двор и споро начал выпрягать коня.

Яркая, красивая цыганка с младенцем на руках, увидев это, начала что-то быстро говорить, упрашивать его. Цыган молчал. Вот он вскочил на коня, сказал ей что-то коротко и вылетел за ворота. Женщина уже не просила, только кричала протяжно сквозь рыдания:

— Петша-а-а-а!.. Петша-а-а-а!.. — две мелкие девчушки обнимали её подол.

Шестеро верховых исчезли, растворились в густых сумерках.

— Ну, милая, — посочувствовала ей сердобольная Сардаана, — не убивайся так, сыночка пожалей.

Цыганка скрючилась, уткнулась лицом в маленький синий свёрток, глухо ответила:

— Не сын это. Внук. Нет у него мамы. Убили Дариночку мою, мою ласточку. Горе, горе мне, горе-е-е…

Вот так.

Я подошла ближе. Что делать? Потеря близкого человека — не тот случай, когда можно помочь с разбегу, тут время нужно. Но были ещё дети.

Саламандра выбралась из ладони и уселась на краю телеги. Малявки вытаращили глаза, отпустили бабкин подол и присели перед ней на корточки. Несколько малышей подвинулись ближе, стараясь разглядеть чудную зверюшку.

— Как зовут тебя?

— Мирела, — глаза женщины были горькими и пустыми. Даже не попыталась вместо имени прозвище назвать или там соврать.

— Сколько младенцу? — я, вообще-то и сама видела, что мальчишке едва ли две недели от роду, но мне нужно было, чтоб со мной разговаривали.

— Тринадцать дней.

— Не идёт ему коровье молоко. И дыма хватанул. Дай сюда.

Сидящие позади баронши женщины испуганно переглянулись, но она бесстрастно протянула мне ребёнка. Или думает, что уже всё? Жизнь кончена, и толку не будет метаться?

Бедный малыш. Я аккуратно подправила, почистила и подкормила. Пацан задышал более ровно и спокойно. Кроха такой… Чтобы грамотно его подпитывать — это целителю надо от колыбели не отходить!

— Кормилица нужна. Иначе не выживет.

Остальные цыганки так интенсивно переглядывались друг с другом, что от этого семафора у меня аж голова начала кружиться.

— Любимая! — о, мой барон зовёт. Из ворот уже выезжали наши гружёные телеги.

— Кормилица нужна малышу, — повторила я для него, — а то помрёт.

— Да я уж вижу. Тут в другом проблема. Пасти этот табун — как? Откуда взять столько пастухов, охраны?

— На остров?

— Другого варианта нет. Ты вот что. Мы с мужиками сейчас к порталу, постараемся быстро. Ты проверь всех людей и лошадей, чтоб все дошли. И выдвинемся, пока прочие… заинтересованные лица не чухнулись.

— Хорошо.

Цыганок поселили на отшибе, в двух домиках-фургонах — до окончательного выяснения, как сказал Вова. Лошадей пустили в отдельный загон, на свободный выпас.

Петша не явился ни в тот же вечер, ни на второй день, ни на третий. Накануне тридцать шестого числа мы вновь были у портала. Барон взял удвоенный отряд сопровождения да ещё дополнительную десятку на усиление нашей усадьбы — мало ли.

Про цыганскую резню говорили всякое, разрозненные толпы их носились по округе, конными и пешими, но Петшу никто не видел.

На месте бывшей цыганской деревни чернело огромное пепелище с редкими, чудом сохранившимися полуобгорелыми домами.

29. ГРИМАСЫ КРОВНОЙ ВРАЖДЫ

ПОЧТИ ЗАРНИЦА

Новая Земля, детский рейнджерский лагерь, 36.02 (июня).0005

Олеся Васильевна

Постепенно время доползло до четверга. Тридцать шестое июня. Олеся смотрела в календарик. Очень странная дата! До сих пор непривычно, что в месяце сорок дней. Зато календарик вечный, на все месяцы один!

Нет, неправильно это, про ощущения. Днём время летело, неслось вприпрыжку. А вот ночами — ползло. Олеся смотрела на свои подсушенные букетики и думала… о разном.

Четверг был день соревнования младших групп по… наверное, это можно было назвать спортивным ориентированием. Но у рейнджеров это был поиск клада. У каждого отряда был первый кусок карты и набор подсказок. И куча энтузиазма!

Олеся бежала вместе со своим младшим отрядом. Последний, восьмой кусочек карты вёл их вдоль ручья по знакомой едва заметной тропинке. Вот уже скоро будет заводь и валуны, рассыпавшиеся в лесном ручье. Днём это место тоже было очень красивым.

Рейнджерятам было не до любований. Время поджимает! Двенадцать пар мелких босых ног прошлёпали по мокрым лысинам камней, следом две взрослых, обутых в кроссовки: командира отряда, миниатюрной эльфийки Риниэль и Олесины.

Ребятишки рассыпались по поляне:

— Здесь должно быть!.. Ищите!.. Во мху!.. Тихо, не потопчи́те!.. Смотрите, где мох шевелили!..

Олеся вспомнила волчью стаю, сплошным серым ковром развалившуюся между валунов, поёжилась и опасливо оглянулась на лес… из которого вышел мужчина. Чужой, цыганистого вида, с нехорошо блестящими глазами. Почему-то стало страшно и в горле пересохло. Ребятишки трещали сороками, и Рини, поддавшись их азарту, тоже не смотрела по сторонам. Память в кои-то веки выкинула нужную подсказку, напомнив ночные посиделки, и как весь лагерь её искал, руки рванулись к тревожному свистку. Резкий звук заставил всех рейнджерят вскинуться.

— В круг! — закричала Риниэль.

Дети, словно стайка коршунят, окружили свою командиршу, ощетинившись в сторону пришельца рядом охотничьих ножей.

— Олеся, сюда!

Но она не успела.

Чёрному мужику звук свистка не понравился. Он перекосился лицом и заорал:

— Режь их! — и из леса посыпались такие же чёрные, здоровые мужики. Олесе показалось, что их много, прямо много, и глаза у них были, как кровью налитые. И огромные-преогромные ножи, больше похожие на сабли…

— На землю! — скомандовала эльфийка.

До Олеси доходило словно сквозь вату. Выученные в экстремальной ситуации слушаться командира, ребятишки присели, прижимаясь к валунам. Она одна осталась стоять, не успевая реагировать на происходящее, только смотреть. Вокруг засвистело. Чёрные страшные мужики начали падать. Некоторые кричали, некоторые просто хрипели. А потом всё как-то изменилось. Никто уже не бежал на них из леса. По камням через ручей неслись четверо ребят из старших рейнджеров. И Кадарчан. Они пробежали поляну и исчезли в лесу. Раненые продолжали хрипеть и подвывать. Это было так жутко, что Олеся опустилась на колени, словно ей верёвочки обре́зали, и затряслась, застучала зубами.

— Пацаны, я нашёл! — пропищал чей-то голосок. — Я на него случайно жопой сел!

— Ура!!! — закричали остальные.

И вот тут она начала смеяться и плакать одновременно. Нашли клад! Самое время!

— И чего ты? Эй? — Кадарчан присел рядом и погладил её по плечу. — Все живы, потерь нет!

Олеся Васильевна заревела в голос и повисла у него на шее.

— Тихо-тихо… Детей напугаешь, однако. Пойдём-ка к ручью, умоемся.

Она умылась, попила и немного успокоилась.

— А что там в лесу?

— Ещё четверо было.

Олеся длинно выдохнула:

— И что с ними?

— Лежат, ждут допроса.

— А… А потом?

— Рабство, должно быть. Общественно полезный труд. На каменоломни пойдут работать, очень надолго.

— Так они же… Ну…

— Что?

— Умирают же?

— И умрут, если откажутся клятву подчинения давать. Останутся здесь.

Олеся снова подумала про волков и хотела сказать: а не жестоко ли это? — но потом вспомнила налитые кровью дикие глаза и крик: «Режь их!» — и не сказала. Они хотели убить наших детей. Зубы сами сжались. Всё справедливо.

Старшие рейнджеры, для верности ещё раз прошерстившие лес, вернулись и повели своих подопечных младшаков в лагерь. Олеся ушла с трудом. Больше всего ей хотелось остаться на поляне с Кадарчаном. Ей почему-то казалось, что рядом с ним сейчас самое безопасное место. Но чувство долга пересилило.

На подходе к лагерю Риниэль велела всем достать свистки и подать сигнал тревоги, и следом — всем срочный сбор колоколом. Со всех сторон начали стекаться ручейки детей. Лагерь сразу приобрёл вид сердитого дикобраза. Долегон забрал целителя и ушёл на поляну: поспрашивать.

Управились они довольно быстро, и уже через час командиры и взрослые помощники собрались на срочный совет за своим обеденным столом.

— Рассказывай, Дол, — уступил место