— Старый смокинг Дэвида?.. — Я взял ее под руку. — Да, я бы его надел. У меня предчувствие, что он будет мне впору…

Марина-Бе-дез-Анж укуталась в ночь, а искривленные фасады башен стали вместилищем еще большей тьмы — сновидений, мечтаний и секонала{76}. Мы направились в Антиб по шоссе «эр-эн-семь» — слева от нас лежали пляжи Вильнев-Лубе. На волнах лавировал серфер, за ним наблюдали его жена и сын-подросток, расположившиеся возле автомобиля на галечном склоне. Парус, поймав переменчивый ветер, казалось, исчезал на несколько секунд, потом появлялся опять, словно возникал из какого-то разлома в пространстве — времени.

Морщась при мысли о предстоящей вечеринке на вилле Гримальди, Франсес наклонялась к баранке БМВ, следуя лучам фар, которые высвечивали крутые подъемы и спуски. Я откинулся на спинку пассажирского сиденья, и ночной воздух накатывал на меня стремительной волной, выдувая из смокинга остатки запахов Гринвуда.

Смокинг мертвеца оказался мне маловат — когда я его надел, швы под мышками затрещали. Франсес вытащила его из гардероба в своей спальне и прижала к плечам, не желая с ним расставаться. Она села на кровать и смотрела, как я разглаживаю помятые лацканы. Ткань впитала в себя запахи ушедших времен; воспоминания об обедах медицинского общества в Лондоне, дыме сигары и давно забытом лосьоне после бритья сочились из-под поношенной шелковой подкладки.

Но мне было на удивление удобно в докторских обносках. Я разглядывал себя в зеркале гардероба и чувствовал, что стал Гринвудом и уже начал играть его роль. Франсес смотрела на меня чуть ли не с благоговением: ей казалось, что в моей шкуре бывший любовник вернулся в ее спальню.

Я надел одну из ее спортивных белых рубашек и черный галстук из креповой шляпной ленты — и в конце концов был признан годным. Мы уже выходили из квартиры, когда я вспомнил про свои кожаные сандалии.

— Господи, Франсес! А мои ноги?!

— Ну? У тебя их две.

— Посмотри — пальцы словно клешни омара.

— Там будет полно народу. На них никто не обратит внимания. — Франсес бросила взгляд на пальцы моих ног. — Они у тебя приспособлены для хватания. Это наследственное?

Совершенно случайно у нее оказалась пара черных эспадрилий{77}, которые мне пришлось подогнуть, чтобы они приняли нужную форму. В лифте, спускавшемся в подземный гараж, Франсес прикасалась к смокингу, пытаясь успокоить взволновавшегося призрака. Несколько секунд на ее лице было такое выражение, будто она видела меня в первый раз.

Мои собственные воспоминания о Гринвуде были не столь сильны. Ядерная доза болеутоляющего, которую я ввел себе в туалете, погрузила меня в приятную апатию. Пусть мир сам решает свои дела и разбирается с рехнувшимся доктором. Когда мы, миновав гавань и скромный многоквартирный дом, где провел свои последние годы Грэм Грин, добрались до Антиба, я подумал о двух азиатках, которые, будто фурии, сидели за этим столиком с байковой скатертью и охраняли свою уродливую пристройку к кинофестивалю, пока Гринвуд как по кругам ада бродил по этим видеоужасам.

Мы долго простояли под красным сигналом светофора у автобусного вокзала в Гольф-Жуане. Франсес одобрительно улыбнулась в натриевом сиянии фонарей:

— Отлично выглядишь, Пол. Даже собственная жена, чем черт не шутит, от тебя забалдеет.

— Я теперь сплю в детской. Она такая солнечная и веселенькая. Я словно вернулся в младенчество — меня охраняют Бабар, Тинтин и медвежонок Руперт…

— Очень миленькие. Это я помогла Дэвиду их расклеить.

— Зачем? Он же не был женат. Странная штука для холостяка.

— К нему приезжали друзья из Лондона.

— А девочки из приюта в Ла-Боке — они бывали у него в доме?

— Со своими дядюшками — время от времени…

— Арабские рабочие-эмигранты? В это трудно поверить. — По ровно вымощенной дороге, петлявшей между роскошными виллами, которые светились, словно призраки, в огне фейерверков, мы взбирались на вершины Суперканн. — Что за глупая идея с Алисой — давать такую мудреную книжку девочкам-подросткам. Он был Британский Совет в одном лице, и проку от него было не больше. Для этих крутых девчонок книжки про Алису все равно что китайская грамота.

— Так зачем ему это было нужно? Давай, Пол, напрягись… Явно же думаешь о преподобном Доджсоне и других его интересах{78}.

— Мне это и в самом деле приходило в голову.

Мы добрались до виллы Гримальди и у ворот попали в натуральную пробку. В темноте важные гости, сидевшие в своих лимузинах, казались отпрысками свергнутых королевских династий. Охранники в формах «Эдем-Олимпии» взяли у Франсес приглашение и указали путь на дорожку, где она вверила свой БМВ целому отряду сверхуслужливых парковщиков.

Три выложенные мрамором террасы (нижняя — с бассейном) выходили на лужайку, спускавшуюся к заливу Ле-Напуль. Под нами лежали Канны — средоточие света; Круазетт спускалась к морю — словно огромный поток лавы, скатившись с горы, поджег кромку воды. Дворец фестивалей напоминал вторичную кальдеру, а вращающийся стробоскоп на его крыше выплескивал на Вье-Пор красочный фонтан.

Мы с Франсес двинулись вперед, ослепляемые вспышками неестественного цвета фейерверков. На террасы набилось пять сотен гостей, некоторые танцевали под африканскую музыку, другие угощались шампанским и канапе. На вечеринке царила атмосфера вымученного приятельства, иллюзия веселья, которая казалась частью сложного социального эксперимента.

На нижней террасе расположились наименее важные гости — начальники местных полицейских отделений, магистраты и ведущие муниципальные чиновники. Они и их ухоженные жены стояли, повернувшись спиной к Круазетт, и мрачно взирали на артистов, режиссеров и прокатчиков, расположившихся на средней террасе. Никого из артистов я не узнал — это были честолюбивые дебютанты, еще готовые брататься с публикой, но уже проявляющие нервную кокетливость знаменитостей, вынужденных мириться с тем, что никто их не узнает и не видел их внеконкурсных фильмов. Они же в свою очередь ревниво наблюдали за верхней террасой. Там находилась элита продюсеров, банкиров и инвесторов, которым приходилось сносить этот шум — коллективный гул неразборчивых голосов. Каннский кинофестиваль, как и фестиваль Американской киноакадемии в Лос-Анджелесе, мгновенно породнил их с заблуждением, будто кино и деньги — вещи между собой никак не связанные.

— Ну, гости-то здесь, — прокричал я на ухо Франсес. — А где хозяева?

— Эта вечеринка из разряда тех, на которых не бывает хозяев. — Франсес провела рукой по моему смокингу. — Мне пора работать, Пол. Надеюсь, ты найдешь Джейн. Если нет — можешь отвезти меня домой…

Она нырнула в толпу, и сразу же за ней потянулась свита похотливых ухажеров. Сориентировавшись, я понял, что она старается избежать куда как более серьезного обожателя, видевшего ее прибытие. С верхней террасы по ступенькам неуверенно спускался Паскаль Цандер, которого поддерживал вездесущий Гальдер с рацией в руке. На шефе службы безопасности был смокинг и галстук, но вид у него был растрепанный — одеваться ему явно пришлось в спешке. Он обильно потел и озирался, как водевильный актер, который, появившись через люк, вдруг понял, что оказался не на той сцене.