– Вот и доктор, милочка, – объявила она замогильным шепотом, от которого у ее хозяйки наверняка остановилось бы сердце, будь их появление и вправду бесшумным.

Джина сидела в большом белом кресле, закутанная в сшитый на заказ черный пеньюар, – тот резко контрастировал с бледным лицом, блестящими глазами и волосами. Она сделала слабую попытку улыбнуться.

– Рада вас видеть, доктор. Присаживайтесь. Спасибо, миссис Остин, вы можете идти.

Милейшая дама вышла из гостиной, дав понять, что поступает так скрепя сердце. Доктор Роу продолжал стоять. Его профессиональная личность, полная радушия, лучше всего смотрелась в полный рост на каминном коврике.

– Ну-с, миссис Бранд, – начал он, – что вас беспокоит? Не спится, а? Неудивительно. Однако вы сами можете себе помочь как никто другой. Вам нужно мужество, деточка, большое мужество. Другие симптомы есть? Как дела с аппетитом?

Джина села прямо – маленькие белые ладошки сжаты, локти на коленях.

– Доктор, что происходит? Я насчет мужа.

Низенький медик застыл, в глазах мелькнула то ли тревога, то ли возмущение.

– Я пришел поговорить о вашем здоровье, миссис Бранд, – предостерегающе сказал он.

– Ах, доктор… – Мягкий новоанглийский акцент делал слова невнятными. – Я не хотела вас обидеть. Я не разбираюсь в профессиональной этике и прочем, но разве вы не видите: я схожу с ума от неопределенности. Что будет? Чем занята полиция? Почему слушание отложили на неделю? Чего ждут от вскрытия?

– Сударыня… – Доктор Роу был возмущен подобным нарушением приличий, о чем свидетельствовал его тон. – Я – практикующий врач. Не сыщик. Вы послали за мной, чтобы попросить совета о своем здоровье, и я готов его дать. Вы нуждаетесь во сне, и я могу выписать вам нужный препарат. Но я ничего не знаю о происшествии, а если бы и знал, не мог бы их обсуждать. Это неправильно.

– Вы ведь не только врач, вы еще и человек! – Голос Джины дрожал. – Причем единственный, кто знает, что там думают в полиции. Только представьте мое положение… Десять дней назад пропадает муж. Спустя четыре дня его находят мертвым. Полицейские без всяких предупреждений и объяснений забирают тело. Меня на следующий день зовут на слушание. Оно занимает от силы пять минут. Кузен мужа опознал Пола, коронер отложил процесс на семь дней. Мне прислали повестку на вторую часть слушания, и я, конечно, пойду. Однако за мной следят! Вчера на улице…

Она перевела дух, в глазах застыла му́ка.

– Если бы мне хоть что-нибудь объяснили!.. Меня держат в неведении, это действует на нервы. Почему за мной следят? С чего полиции думать, будто я сбегу? В чем дело?

Нельзя сказать, будто доктор Роу остался совсем уж глух к мольбам красивой женщины, но из всех профессионалов врач, пожалуй, должен защищать себя особенно тщательно.

– Я очень вам сочувствую, – искренне произнес он. – Однако просветить насчет полиции не могу. У них свои методы и свой загадочный подход к делу.

Доктор нахмурился, поежился. Его посетило воспоминание о неприятном утреннем визите в морг, совместной работе с судебно-медицинским экспертом. И все же доктор Роу отодвинул сострадание в сторону и попробовал утешить Джину, ничего при этом не проясняя.

– Не стоит переживать. Сейчас нужно подумать о себе, поберечь здоровье. Дайте, пожалуйста, руку.

Глядя на часы, врач измерил пульс пациентки.

– Немного учащен, но ничего серьезного. Я пришлю вам снотворного. Утром почувствуете себя гораздо лучше. Неизвестность терпеть трудно, я понимаю, однако постарайтесь взять себя в руки. Вы пережили огромное потрясение – действительно огромное; горе вас в буквальном смысле сломило.

В последней фразе прозвучал завуалированный вопрос – его нашептала доктору Гордону Роу любопытная душа, спрятанная за профессиональной личиной.

Джина ответила без запинки:

– Это не горе. Не настоящее горе. Мне жаль Пола, но я его не любила.

Доктор Роу вздрогнул. Даже в самых лукавых, самых недостойных надеждах он не чаял услышать столь компрометирующее заявление.

– Ну-ну, миссис Бранд, вы же не всерьез, – категорично возразил врач. – Это от переутомления.

Джина непонимающе посмотрела на него, и тут нервы ее окончательно сдали.

– Какие вы все ужасные! – выпалила она. – Если бы я произнесла такое при жизни мужа, вы и внимания бы не обратили, никто не обратил бы, – хотя и сейчас, и тогда правда одна и та же. Но стоило мне сказать это после его смерти, и вы уже смотрите на меня, как на убийцу.

Доктор Роу запаниковал.

– Я… Я протестую. В самом деле! – пробормотал он, попятился к двери, откуда вызвал миссис Остин. – Уложите хозяйку в постель.

Распоряжение прозвучало слишком резко, и домработницу, которая подслушивала под дверью, посетило сомнение – уж не раскусил ли ее доктор. Он же, выполнив то, что считал своим долгом, торопливо отбыл.

Тем временем в небольшой квартирке над полицейским участком на Боттл-стрит мистер Кэмпион сидел за своим столом, пытаясь делать два дела одновременно: писать письма и вести осмысленный разговор с человеком в соседней комнате.

– Отвратная история, – с горечью изрек низкий, унылый голос. – Сразу видать. Держитесь от нее подальше. Зачем вам скандал? Про вас и так слухи ходят, будто вы любитель побегать за славой.

– Обидно, – ответил мистер Кэмпион, невпопад написал «за славой» в письме к своему банкиру, зачеркнул. – Но они мои друзья, ты же знаешь.

– Тем более нечего туда лезть, – произнес голос, на этот раз с намеком на житейскую мудрость. – Друзья попросят такое, на что у чужих духу не хватит. Преступление-то на почве секса. Вы, надеюсь, в курсе?

– Что? – переспросил мистер Кэмпион.

Он снял очки, которые при письме немного затуманивали зрение, вновь надел, отложил ручку.

– На почве секса, – повторил голос. – Вам пока сильно везло, не доводилось так низко падать, но то ли еще будет, когда вас дешевые газетенки обольют грязью с головы до ног. Я, к примеру, после такого с вами компанию водить не смогу. Всех старых друзей растеряете.

– Лагг, – сурово позвал мистер Кэмпион. – Зайди сюда.

По соседству загрохотало, словно там произошло небольшое землетрясение, и в комнату, предваряемый тяжелым дыханием, вплыл Лагг.

Его объемы с годами все росли, а вместе с ними росла и его меланхолия. К тому же он достиг определенного мастерства в умении изящно одеваться, не утратив при этом своей неординарности. Сегодня на нем было нечто напоминающее черные слоновьи ноги, белая крахмальная рубашка – без единого пятнышка, но и без воротника – и черный бархатный пиджак.

Хозяин холодно обозрел слугу.

– Богемно, – заключил мистер Кэмпион. – С кого снял?

Мистер Лагг тяжело покачал головой.