– Я пропущу эту сдачу, – заявил Каркази и отодвинулся от стола вместе со стулом, не забыв прихватить оставшуюся у него жалкую горсточку золотых лепестков. – Пойду, поищу чего-нибудь выпить.

Остальные игроки одобрительно закивали, а сержант начал сдавать карты. Палубный офицер, низко повесив голову и облокотившись о крышку стола, свел ладони в насмешливых аплодисментах.

Каркази поднялся и смешался с толпой в поисках Зинкмана. У скульптора Зинкмана всегда имелся запас выпивки, причем в почти неограниченных количествах, хотя источник этого изобилия для всех до сих пор оставался загадкой. Кое-кто утверждал, что Зинкман завел дружбу с командой климат-контроля, и они делились с ним запасами спирта. С позапрошлого вечера, после незаконченной партии в «Мерси-мерси», Зинкман должен был Каркази, по меньшей мере, одну бутылку.

Он спросил о Зинкмане игроков за двумя соседними столами, а потом подошел к нескольким разрозненным группам, разбросанным по залу. Мелодия виолы оборвалась, и кое-кто стал хлопать взобравшемуся на стол композитору Карнеги. Тот обладал неплохим баритоном и почти каждый вечер пел популярные оперные арии или исполнял чьи-то заявки. У Каркази тоже была к нему просьба. Взрыв хохота донесся от небольшой оживленной группы, рассевшейся на стульях и кушетках, чтобы послушать отрывки последней работы кого-то из летописцев. В одной из кабинок между когда-то золотых колонн Каркази увидел, как Амери Секлосс тщательно выводит красными чернилами свое недавнее произведение. Для своего рисунка она выкрасила участок стены украденной с корабельного склада белой краской. Под слоем краски исчезла часть портрета Императора, изображенного после триумфа на Циклонисе. Кто-нибудь обязательно выразит по этому поводу свое недовольство. Вокруг белого пятна остались разрозненные части тела всеми возлюбленного правителя.

– Зинкман? Кто-нибудь видел Зинкмана? – крикнул Каркази.

– Кажется, я его видел вон там, – отозвался один из летописцев, наблюдавших за работой Амери.

Каркази развернулся и встал на цыпочки, чтобы окинуть взглядом толпу. Сегодня вечером в Убежище было как никогда людно. В этот момент у главного входа появилась еще одна фигура. Каркази нахмурился. Чтобы увидеть нового посетителя, не стоило вставать на цыпочки. Закутанный в балахон, с опущенным капюшоном, этот человек настолько возвышался над всеми, что его было видно с любого конца зала. С собравшимися у него явно было очень мало общего. Общий шум в Убежище не стал тише, но появление незнакомца бесспорно привлекало внимание. Люди в зале перешептывались и украдкой бросали взгляды в его сторону.

Каркази оказался единственным смельчаком, чтобы подойти к грозному на вид посетителю. Он стал проталкиваться через толпу. Загадочный посетитель остался под аркой главного входа и явно выглядывал кого-то среди здешней публики.

– Капитан? – окликнул его Каркази, пытаясь заглянуть под капюшон. – Капитан Локен?

– Каркази.

Локен точно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Вы не меня ищете, сэр? Мне казалось, что наша встреча назначена на завтра.

– Я ищу… Я ищу Киилер. Она здесь?

– Киилер? Нет, она здесь не появляется. Капитан, прошу вас, пойдемте со мной. Вам не стоит здесь задерживаться.

– Почему?

– Я вижу, как неловко вы себя чувствуете. Кроме того, когда мы встречаемся, вы никогда не переступаете границ арки. Пойдемте.

Они вышли из-под арки в сумрачный и безлюдный коридор. Мимо прошли несколько человек, спешивших в Убежище.

– Должно быть у вас серьезное дело, – заметил Каркази, – раз вы решили сюда прийти.

– Дело серьезное, – согласился Локен. Он откинул капюшон, и стало еще заметнее, насколько он напряжен и насторожен. – Я должен отыскать Киилер.

– Она нечасто появляется в людных местах. Наверно, как обычно, в своей комнате.

– Где это?

– Вы можете найти дежурного офицера и спросить, куда ее определили.

– Я спрашиваю тебя, Игнаций.

– Дело важное и секретное, – сделал вывод Каркази. Локен ничего не ответил, и летописец пожал плечами. – Пойдемте со мной, покажу ее комнату.

Каркази повел капитана в тот конец жилой палубы, где были размещены летописцы. Перила металлического трапа источали холод, стены отливали сталью и хранили следы сырости. Этот участок когда-то был отведен под жилье офицеров армии, но, как и Убежище, теперь мало напоминал отсек военного корабля. Из-за некоторых, зачастую полуоткрытых дверей раздавались звуки музыки. Из одной комнаты послышался истерический хохот, а за другой дверью была в самом разгаре ссора между мужчиной и женщиной. На стенах висели самые разнообразные записки: лозунги и стихи, заметки о природе человека и войны. Местами встречались и рисунки, иногда прекрасные, иногда – откровенно грубые. На полу везде виднелся мусор: старый башмак, пустая бутылка, обрывки бумаги.

– Это здесь, – сказал Каркази. Дверь в комнату Киилер была закрыта. – Хотите, чтобы я?.. – спросил Каркази, кивая на дверь.

– Да.

Каркази стукнул кулаком по створке и прислушался. Через пару секунд постучал снова, погромче.

– Эуфратия? Эуфратия, ты здесь?

Створка отворилась, и в холодном коридоре распространился запах разгоряченного тела. Каркази оказался лицом к лицу с молодым человеком, обнаженным по пояс и в небрежно застегнутых армейских штанах. Мужчина был сухощавым, мускулистым и неприветливым. На обоих предплечьях виднелись вытатуированные номера личного состава, на шее висела цепочка с индивидуальным жетоном.

– Что тебе? – резко спросил он у Каркази.

– Я хочу видеть Эуфратию.

– Пошел вон! – бросил солдат. – Она тебя не хочет видеть.

Солдат был явно сильнее, и летописец попятился.

– Остынь, – вмешался Локен, обойдя Каркази и откинув капюшон. – Успокойся, и я не стану спрашивать твое имя и номер части.

При виде внушительной фигуры Локена солдат широко открыл глаза.

– Она… Ее здесь нет, – пробормотал он.

Локен шагнул вперед. Солдат попытался загородить ему путь, но Локен одной рукой схватил его запястье и аккуратно повернул, так что локоть оказался вывернутым и лишил солдата возможности сопротивляться.

– Никогда больше так не делай, – посоветовал ему Локен и отпустил беднягу, добавив небрежный толчок, от которого тот упал на четвереньки.

Комната оказалась маленькой и сильно загроможденной. На полу валялись разбросанные предметы одежды и смятые постельные принадлежности, настенные полки и низкий столик были заполнены пустыми бутылками и грязной посудой.

Киилер стояла в дальнем углу, позади неубранной постели. Она обернула простыню вокруг худенького тела и с презрением смотрела на Локена. Эуфратия выглядела больной и слабой; волосы потускнели и спутались, под глазами залегли темные тени.