Мне пришло в голову, что, наверное, есть и главный путь, на который мы не попали.

Этот путь — любовь.

Наверное, мы обе — ты и я — пленницы любви.

Я вдруг вспомнила одно событие, происшедшее несколько лет назад, когда ты уже путалась, но была еще здесь, с нами. Ты еще могла говорить и радовалась, узнавая меня, когда я приходила навестить тебя. Папа тогда заболел, ему предстояла операция. Я тогда жила одна и металась между госпиталем в Сальгренска, где я навещала папу, и больницей, где находилась ты. Каждый день папа говорил мне:

— У тебя нет времени сидеть со мной. Езжай лучше к маме.

Я соглашалась и летела к тебе. Он улыбался и махал мне вслед рукой.

Через несколько недель его выписали домой, я посадила его в машину, и мы вместе поехали к тебе. Тебя везли в столовую в кресле-каталке. Увидев папу, ты взмахнула руками, как собирающаяся взлететь птица крыльями, и закричала:

— Это же ты, наконец! — Ты обернулась к сестре, которая тебя везла, и сказала: — Вот увидишь, теперь я скоро поправлюсь.

Я ощутила укол ревности.

Почему мужчины делают все, что в их силах, чтобы их было трудно любить?

И еще одна мысль: я уже писала, что я злее тебя. Но, как ни странно, я никогда не злюсь на Рикарда. У тебя же все было наоборот, вся твоя агрессивность была направлена на Арне. Была ли причина в том, что тебе не повезло с ним в сексе? Что ваша любовь не нашла выхода?

Чего я хотела, проследив путь трех женщин? Найти свой дом и вернуться туда?

В таком случае я потерпела неудачу. Никакого дома я не нашла. Может быть, его вообще невозможно найти, во всяком случае, на том пути, какой избрала я. Все оказалось намного сложнее, противоречивее, крупнее и темнее, чем может представить себе ребенок.

Я даже не знаю, удалось ли мне лучше в чем-то разобраться. Но я все же многому научилась и не стану, как ты, мама, проклинать себя и складывать руки, когда на моих глазах какая-то истина начнет раскалываться на тысячи разных истин».

Анна уже заканчивала письмо, когда раздался телефонный звонок. Она удивленно посмотрела на часы. Ровно семь. Кто это звонит в такую рань, да еще в воскресенье?

Страх появился, когда она протянула руку к трубке. Поэтому Анна нисколько не удивилась, услышав голос добровольной сиделки, которая ухаживала за папой в Гётеборге:

— Мы нашли его в квартире без сознания, вызвали скорую и отвезли в Сальгренска.

Анна оделась, торопливо положила в сумку самое необходимое и позвонила в больницу. Прошло довольно много времени, прежде чем ее соединили с отделением неотложной помощи. Утомленный дежурством врач сказал:

— Инфаркт сердца. Вам лучше приехать прямо сейчас, времени у нас не так много.

Она еще успела позвонить Марии: «Ты знаешь, куда я еду».

Анна схватила такси, приехала в Арланду, взяла билет на челночный рейс до Гётеборга, а там снова села в такси и доехала до Ландветтера.

Около десяти она уже сидела у койки отца. Он лежал в палате без сознания под капельницей.

— У вас есть отдельные палаты?

Старика перевезли в одноместную палату. Анна села на стул и вытянула уставшие ноги.

Пришел врач с усталым голосом, послушал Арне сердце и легкие:

— Присоединилось воспаление легких.

В голосе врача прозвучал вопрос. Анна все поняла и сказала:

— Он может поправиться?

— Нет, сердце уже практически отказало.

— Не делайте антибиотики.

Он кивнул и сказал, что сделает все, чтобы старик не чувствовал боли.

Она сидела, глядя на отца. Часы текли незаметно. В голове было пусто. Странно, но она не испытывала никаких чувств, душа была опустошена, Анной овладела полная апатия. Пришла медсестра и сказала, что посидит с больным один час, а Анна может пойти поесть. В холле есть буфет, и если понадобится, то они ее найдут, сказала сестра.

Только теперь Анна ощутила волчий голод.

Она взяла мясное рагу с яичницей из двух яиц и свекольный салат. Она успела позвонить в дом престарелых и сказать, что сегодня не приедет к Юханне. Когда она вернулась в палату, там ничего не изменилось. Она села на стул и снова взяла старика за руку. В семь часов вечера пришла сестра и сказала, что Анне звонят из Лондона.

Она почему-то ощутила громадное облегчение.

— Как дела, Анна?

— Все очень странно и… нудно. — Она устыдилась своих слов.

— Я вылетаю отсюда завтра рано утром, в полдень буду у тебя.

— Спасибо.

— Я говорил с Марией. Она попытается вылететь завтра, но пока не нашла няню для ребенка. До Малин мы не дозвонились, она в Дании, на каком-то семинаре.

Вернувшись к старику, Анна наконец заплакала. Теперь чувства захлестнули ее. Она снова взяла отца за руку и прошептала:

— Ты был таким хорошим папой.

Это правда, подумала она. Он всегда был рядом и всегда был готов прийти на помощь.

Ей мешал его редкий гнев, но в нем было лишь раздражение, но не ненависть.

В половине третьего утра он беспокойно зашевелился. Анна хотела было позвонить медсестре, когда заметила, что отец силится что-то сказать. Сухие губы шевелились беззвучно, Арне не смог произнести ни слова.

Она погладила его по щеке, прошептала: «Я все поняла, папа».

Он смотрел дочери прямо в глаза. Потом он испустил долгий вздох и перестал дышать. Все произошло быстро и незаметно, легко как никогда.

Анна нажала кнопку звонка, и только когда пришла медсестра и скорбно посмотрела на старика, Анна поняла, что он умер. Тихая, ненавязчивая боль переполнила ее. Анна поняла, что случилась беда, с которой отныне ей придется жить.

Плакать она не могла.

После бесконечно долгого минутного молчания сестра прошептала, что Анна может выпить кофе в сестринской комнате, ей все равно надо выйти, потому что сейчас они займутся телом. Послушно, как дитя, Анна вышла в коридор, зашла в сестринскую, выпила кофе и съела половину бутерброда. Потом она вернулась в палату — убранную и чистую. Сестры включили две лампы по обе стороны от койки, а на грудь покойного положили букетик цветов.

Анна сидела рядом с умершим и пыталась осмыслить происшедшее. В пять часов утра она позвонила Марии, рассказала о случившемся и добавила, что дочери пока приезжать не надо. Анна даст знать, когда будут похороны.

Над городом клубился серебристый туман, когда Анна взяла такси и поехала к дому у моря. Над скалистыми островками струилась густая дымка.

Домработница устранила все следы той ночи, когда она обнаружила Арне лежащим без сознания. Анна ходила из комнаты в комнату и, как много раз до этого, думала, что дом утратил свою неповторимость после того, как мама ушла от них в свой мир. Исчезли растения в горшках, не было ни покрывал, ни расшитых подушек. Был только убогий и скудный порядок, каким обычно окружают себя одинокие мужчины.