паясничал и вёл себя паскудно. Там в этой сказке был один жулик по имени Джек, что повадился разгребать могилы и склепы богатых людей, ради наживы… и хорошо на этом нажился, однако сильно увлёкся и даже зимой, с первыми морозами, он киркой долбил мёрзлую землю, чтобы добраться до богатств в гробах мертвецов, и мол… не понравилось это древнему богу холода и мороза, и воплотился он на том кладбище из деревьев старых и скрюченных корней в огромного гиганта, и превратил наглого воришку в ледяную статую, а после расшиб на осколки… а души тех несчастных, что Джек потревожил от вечного сна, Иэнферин обязался защищать и проводить на ту сторону жизни с приходом тепла, когда перелётные птицы возвратятся назад, огромный гигант сам разрушится на иссушенный хворост, а призраки потревоженных умерших исчезнут… я бы наверное и не вспомнил ту сказку, если бы не имя гиганта… такое чудное – Иэнферин… сейчас так никого не называют, то древнее имя! Одно только понять не могу, зачем эта старая кошёлка… ну то есть няня моя… зачем она мне эту историю на ночь рассказывала? Ведь то ужасы ужасные, как для детского ума… и ведь никакого посыла с собой не несёт, мол веди себя хорошо и получишь за это ложку мёда, нет… она, напротив, пугает скорее, про кладбище там, воришку наглого, и злого гиганта этого, что заморозить до смерти может… явно на меня гнилой зуб точила, старая карга!

— И что он, так за тобой в дом и не полез? — спросил Тодд, прерывая жалобно-злобные речи про несчастное детство.

— Нет, не полез… я если честно тоже удивился, мне несколько раз даже казалось, что он пялится на меня, словно может видеть через стены, но в дом не лез, хотя наверняка мог разрушить его с лёгкостью и меня в этом доме похоронить… однако и убегать я не решался, он всегда где-то топал неподалёку, убивал тварей каких-то тёмных, ну мне так кажется по звукам визгливо-хриплым, который нормальный зверь бы не выдал никогда из себя… в общем остался я там сидеть, не знаю на что надеялся… на спасение, наверное. Надеялся, что ещё один, более сильный отряд пошлют посмотреть, что тут стряслось, и меня вызволят… ну или хотя бы страшилищу эту ледяную отвлекут…

— Как же ты там продержался столько-то дней?

— А там у них колодец в огороженной ограде внутри дома, видимо не простых крестьян дом был, что-то я такого у простых людей не припомню… а ещё кладовая с запасами. Там зерно по большей части лежало, да мясо сушёное, соленья кое-какие… всё пропало конечно, да не совсем всё… я там несколько баночек с мёдом отыскал. Вот и перебивался с воды на сладенькое, так и дотянул, до твоего прихода, а всё же безумный ты чело…

— Стой!

Волокуша замерла, и сам рыцарь остановился на месте, услышав требование Тодда.

— У тебя мёд ещё остался?

Рыцарь глухо рассмеялся, эхо от металлического шлема делало его смех дребезжащим и железным.

— А то! Немного правда, но... поделиться могу.

— Давай.

Дорога вела их дальше. Только Тодд продолжал путь уже с баночкой старого мёда на груди, куда он периодически засовывал палец и доставал кристаллик сладости. Рыцарь же не мешал ему, молча тащил, кажется, думал о чём-то своём.

***

Вновь лесная чаща. Вокруг заметно потемнело. Под кронами большого, покрытого мхом дерева горит костерок. У костерка сидят двое. Один в доспехах чёрных и ржавых, другой с изорванной грудью, из которой торчат осколки костей. Оба смотрят в пламя костра. Над ними разгорается большая жёлтая луна. Тучи впервые за долгое время разошлись, давая понять, что этой ночью снега не будет.

В этих местах зима всегда была не снежной, без сильных морозов, но с всепроникающим ледяным ветром, что ломал ветви деревьев, срывал крыши старых прогнивших домов, и был вездесущим, как в небесах над головой, так и под воротом плаща пробегал холодком.

Потому путники грелись от костерка с большим удовольствием. Над костерком же, на двух не очень ровных палках, воткнутых в землю, как-то наискосок висел дорожный котелок, в нём шипела, нагреваясь, вода.

— У тебя есть нож? — спросил Тодд рыцаря.

— Есть, только тебе зачем? У меня с собой лишь немного овса припасено, нарезать-то нечего.

— Дай мне нож.

Рыцарь потянулся к своей дорожной поясной сумке, достал короткий кухонный нож, со слегка закруглённым лезвием, подал Тодду не глядя. И ничего больше не спросил, однако вопрос в воздухе повис.

— Налей немного тёплой воды в плошку и поставь рядом.

Рыцарь молча набрал воды из котелка в деревянную плошку, что служила ему в качестве тарелки и протянул её Тодду.

А Тодд вылил на себя воду, прямо на грудь, зашипел злобно. Рыцарь отвернулся, стараясь не смотреть в сторону покалеченного паренька. Но в следующий миг раздался звук ножа, скрежещего по костям.

Хруста и отборная шипящая брань.

Рыцарь не выдержал, и согнулся… его вырвало прямо в закрытый наглухо шлем.

***

Чуть позже. Тодд с большим трудом разлепил глаза. Причиной его пробуждения послужил многоликий рык и вой. Перед ним стоял со здоровенным клинком в руках рыцарь, он кружился вокруг ствола тыча мечом в сторону стаи волков, то и дело крича:

— ПРОЧЬ! ПОШЛИ ПРОЧЬ!

Волки в сторону которых выставлялся наконечник здоровенной железяки отходили, но только на шаг, а затем возвращались на прежнюю позицию и медленно продвигались вперёд, всё сокращая дистанцию. При этом смотрели они не на рыцаря, а на Тодда, что куском окровавленного мяса лежал под деревом и источал на всю округу аромат крови и тёпленьких кишок. В глазах волков жёлтым блеском отражалась полная луна.

«Неужели они почувствовали запах моей крови, — подумал про себя пришедший в сознание чуть живой Тодд, — или они пришли на запах страха рыцаря… а ведь он тот ещё трус. И тогда в древне, он ведь мог убежать, так же, как и пришёл, мог десятки раз рискнуть и сбежать, а он сидел на месте и ждал, что его спасут. Трус!»

Тодд поднял трясущуюся бешенной дрожью правую руку, и она тут же вспыхнул зелёным пламенем. Волки отпрыгнули от изумрудного огня. Испуганный рыцарь сделал точно так же, при этом случайно споткнувшись и чуть не угодив в красные угли костра.

Тодд продержал пламя какое-то время, пока волки не ушли окончательно.

Он чувствовал, хорошо ощущал волчий страх, и желание