Кивнув, она положила голову Воланду на грудь. Потом провела своей паучьей лапой вверх по его ноге, человеческой и розовой, и улыбнулась, наслаждаясь контрастом в цвете и текстуре. Мысль о необходимости убить толстого старого румеля причиняла ей боль. Неужели она и в самом деле к нему привязалась? Он был таким милым, даже добрым, но, с другой стороны, если она чему-нибудь научилась у Воланда, так это расчетливости. Сейчас, когда она человек, эмоции сотрясают ее, мешая думать. Возможно, когда она будет пауком, все станет намного легче. Тогда животные инстинкты возьмут верх и убийство следователя превратится в очередную работу, такую же, как все остальные, не больше и не меньше. Иногда она жалела, что не может внутренне быть всегда такой, какой она становилась в своем трансформированном состоянии, – собранной, целеустремленной, не знающей жалости и не умеющей полагаться на других.

– Ладно. Я его убью. Все равно это пришлось бы сделать, раньше или позже.

– Шоу големов! – вскрикнула Мариса. Ее радость стоила всех усилий, которые он потратил, доставая эти билеты. Она стиснула его руки, отчего все воспоминания о прошедшем дне тут же покинули его, как всегда.

– Ага. – Джерид хитрил, у него были на то причины. Он был не самой романтической персоной в мире и знал это. Однако даже становясь старше, он все так же по-мальчишески волновался перед каждым их свиданием, как будто они шли куда-то вместе в первый раз. Ему всегда было немного неловко. – Я тут подумал, давно мы уже никуда не ходили, а тебе они вроде нравились в Виллджамуре. Так что пойди накинь на себя что-нибудь поприличнее, а то Великий Юкоуну через час начнет.

– Отлично, сейчас переоденусь, я быстро.

– Поторопись, а то уйду без тебя. – Джерид с удовольствием проследил за женой взглядом, когда она выбегала из комнаты: он любил ее удивлять. Прислушиваясь к знакомой возне, которая всегда сопровождала процесс ее одевания, он с удовольствием вздохнул и повернулся к окну. На улице шел снег – как всегда. Зато чистильщики улиц не будут крутиться под ногами по пути к театру. Снег здесь лежал только на стенах, копился на крышах и в других местах, где культистам нелегко было делать свою работу. В Виллирене снег все еще воспринимался как белая чума. На перекрестках зажигали штормовые фонари, их мягкий оранжевый свет отражался в мокрой мостовой. В глубине души Джерид решил, что атмосферу сегодняшнего вечера вполне можно квалифицировать как романтическую.

Честно говоря, он и сам нуждался в отдыхе, чтобы не сойти с ума. Иначе он без конца только и думал бы, что о громадном пауке-убийце. Он и так посвятил этому делу целый день: сначала опрашивал родственников погибших, затем анализировал аналогичные исчезновения в надежде установить какую-то закономерность. И в довершение всего писал рапорты начальству. Иногда он думал, как, интересно, работалось бы в инквизиции, если бы не надо было изводить столько бумаги.

Хватит ли у него способностей и сил, чтобы бороться с этим пауком, существом, столь не похожим на него самого, столь ужасным, что в нем пробудились все его детские страхи? Похоже, во всей инквизиции никто больше не интересовался этим делом. Он поделился своими соображениями с одним-двумя старшими сотрудниками, но, судя по выражению их лиц, те предпочитали поручить исчезновение людей всецело его заботам. С одной стороны, его это вполне устраивало: он привык взваливать груз ответственности на свои плечи, не рассчитывая даже на благодарность коллег, но, с другой стороны, такой подход сильно усложнял ему жизнь. Правда, один коллега даже купил бутылку виски и подарил ему со словами, что, поскольку он то и дело задерживается допоздна на работе, то пусть у него будет хоть такая компания. Джерид, не открывая, положил бутылку в нижний ящик своего стола. Эта дорожка вела в ад.

Наконец Мариса спустилась и вбежала в гостиную, совсем как в старые добрые времена. Казалось, только вчера они были молодыми! Куда только ушло время? На ней было облегающее зеленое платье классического покроя и брошь, которую он купил лет пятьдесят тому назад и вручил ей на одном из мостов Виллджамура в день годовщины свадьбы. Ее светлые волосы были элегантно зачесаны назад, она благоухала его любимыми духами.

– Вы позволите? – Он предложил ей руку.

Нандзи сидела на крыше, наблюдая за вереницей людей, которые, втянув головы в плечи и склонившись навстречу ветру и снегопаду, тащились по улицам. Небо сплошь покрывали тучи. Воры то и дело похищали фонари, чтобы сдать их на металлолом, оставляя улицу в непроглядной тьме, которая Нандзи в ее облике арахнида была только кстати. На водосточном желобе вдоль крыши скопился снег, он затруднял обзор, и Нандзи лапой расчистила перед собой небольшое пространство, чтобы лучше видеть.

Она была на полпути между театром и домом Джерида. Ее мишень сама с гордостью объявила ей сегодня о предстоящем выходе, чем предоставила пауку великолепную возможность избавиться от него.

Стоило какой-нибудь паре показаться на горизонте, как Нандзи начинала сосредоточенно изучать их, чтобы понять, Джерид это или нет. Толпа излучала радость, горе, возбуждение, смущение – множество состояний, которые она воспринимала как изменения химического состава воздуха.

Вот они, внизу слева: Джерид и Мариса. Она держит его под руку, он улыбается, она смеется каким-то его словам. Какой-то мальчишка запустил в Джерида снежком, не попал, следователь в ответ сгреб немного снега со стены, скатал в комок и запустил в него.

Осторожно, чтобы нечаянно не привлечь к себе внимания, Нандзи подтянула лапы и стала внимательно следить за парой. Румели уходили все дальше, и Нандзи, словно танцовщица на пуантах, перенесла свое огромное тело в дальний конец крыши, не выпуская жертву из виду. Городские огни гипнотизировали ее своей ленивой пульсацией, химия уличных торговцев марала воздух, но она ни на миг не переставала следить за Джеридом и его женой, легко перешагивая с крыши на крышу, подстраховывая себя паутиной, чтобы не поскользнуться и не упасть на землю.

Улица заполнилась народом, шоу големов привлекало много публики.

Тут она и потеряла их, Джерида и Марису, в плотной толпе у входа в старый театр. Но животные инстинкты уже овладели ею; желание найти и убить превысило все остальное.

Значит, вперед, на крышу театра, и дальше вверх, на головокружительную высоту. Шаткая постройка, казалось, ходуном ходила на ветру. Побегав по крыше туда-сюда, она отыскала две-три расшатанные плитки и, приподняв их, протиснула в образовавшееся отверстие мохнатую луковицу своего тела.

Оказавшись внутри, она начала спускаться в темноту.

Огни погасли. По залу прокатились жидкие аплодисменты.

Сидя в третьем ряду с конца, с правой стороны обитого красным плюшем зала, Джерид с умеренным интересом смотрел на сцену, где уже появился големист в броской белоснежной рубашке. Его лицо сильно напоминало мешок картошки, он весело смеялся чему-то своему. Мелкая белая птеродетта, верткая и шипастая, шмыгала у него под ногами.