– Об этом я расскажу позже. Где ты был? Мы тревожились. – Голос Селесты звучал хрипло.

– Просто мы поднимались к гробницам. Я говорил тебе, что собираюсь их посетить и полюбоваться видом…

– И ты взял с собой Мици? Я думала, мы решили ехать к гробницам завтра, все вместе? Делфина тоже хотела…

– Ну, мы сможем поехать снова. И ты возьмешь девочек – в любое время, когда захочешь. А что касается Мици, то, разумеется, я забрал ее с собой. Она и так провела все утро в одиночестве.

– О, я уверена, с Мици ничего бы не случилось. Она вполне в состоянии немного побыть одна, – произнесла Селеста, и по ее голосу чувствовалось, что нервы у нее на пределе. Димити не смела поднять взгляд, а рука сидящей рядом Делфины, которая только что медленно чертила круги на воде, замерла.

– Оставлять ее одну было несправедливо, – осторожно проговорил Чарльз.

– Наши дочери тоже хотели бы провести с тобой немного времени, Чарльз.

– Ты забрала дочерей повидаться с твоими родителями. Неужели весь мир должен затаить дыхание и ждать, когда ты вернешься? – холодно сказал Чарльз.

Повисла долгая пауза. Димити осторожно подняла глаза и увидела, как Чарльз и Селеста зло смотрят друг на друга. Элоди, по-прежнему прижимающаяся к боку матери, выглядела расстроенной и несчастной.

– Девочки, идите наверх, в вашу комнату, – велела Селеста.

Все трое тут же повиновались. Но эхо голосов поднималось в гулком дворе снизу вверх, и Димити постаралась скрыть, что ей хочется подслушать спорящих Селесту и Чарльза. Элоди, словно догадавшись об этом, затянула монотонную песенку про лягушку и повторяла ее снова и снова, так что расслышать слова ее родителей было невозможно. Голос Селесты из тихого стал громким, перейдя с шепота на повышенный тон, и спор закипел, точно бурное море. Делфина перегнулась через перила балкона, словно ей хотелось как можно более отдалиться от всего этого. Димити, поняв, что ей все равно не удастся узнать, что является причиной их раздора, решила присоединиться к подруге. Делфина слегка улыбнулась ей тревожной улыбкой.

– Иногда это у них случается. Но потом они все равно относятся друг к другу с любовью, – сказала она.

– О чем они спорят? Похоже, твоя мама плакала перед нашим приходом.

– Она расстроилась из-за того, что произошло в доме у grandmàre et grandpàre[91].

– А что там случилось?

– Ну… бабушка была очень рада видеть маму. Мы чудесно пообедали. Она берберка, но ты, конечно, об этом знаешь. Но когда пришел дедушка, он…

– Делфина! Ты не обязана ей все рассказывать! – одернула сестру Элоди, оборвав свою песню. В наступившей после ее слов тишине раздались донесшиеся со двора слова Чарльза:

– Ты потеряла голову. Так с тобой происходит всегда, когда ты возвращаешься от родителей!

– Я отдала всеради тебя! – крикнула Селеста.

– А я дал тебе все, чего ты хотела! – возразил Чарльз, и Элоди тут же поспешила возобновить пение.

– Что сделал ее отец? – спросила Димити.

– Он… ну, он француз, и ему уже очень много лет. Иногда мама говорит, что дедушка принадлежит другой эпохе, и это означает, что он очень старомодный. Так что он не желает ее видеть и говорить с ней или с нами, потому что…

– Потому что твои родители не женаты?

– Да.

Обе подруги еще некоторое время молча смотрели на разбросанные здесь и там огоньки города, слушая, как язык Элоди начинает заплетаться и слова песни становятся путаными, все больше напоминая какую-то абракадабру. Голоса во дворе к этому времени стихли, и когда Элоди запнулась в последний раз и замолчала, все трое напрягли слух, готовые услышать малейший шум. Ничего не доносилось до них, и спустя полминуты Делфина выдохнула и расправила плечи.

– Ну вот, закончили, – с облегчением произнесла она тихим голосом.

– Почему они не поженились? – спросила Димити.

– Господи, Мици, нельзя во все совать нос! – воскликнула Элоди, и хотя Димити ничего против этого не возразила, ей все равно хотелось узнать причину.

– Это из-за папы. Он не может, потому что…

– Делфина! Ты знаешь, что тебе не следует этого говорить! – крикнула Элоди.

– Я никому не скажу, – пообещала Димити, но Делфина прикусила губу и покачала головой:

– Не могу сказать, но у него имеется веская причина. Вообще-то, мама, как правило, не обращает на это внимания. А сегодня она просто расстроилась из-за того, как с ней обошелся ее отец. Он… он выгнал маму из дома. Дедушка так разозлился, когда пришел домой и увидел ее там… но и ему приходится несладко, его тоже нужно понять. Это было ужасно. С порога он попросил ее показать руку, и, когда увидел, что на пальце нет обручального кольца, все было кончено. Он велел уйти. Бедная мама! Она так любит своего отца, – проговорила Делфина с каким-то тихим отчаянием.

Димити едва слушала. Мысли бешено проносились в голове, и она пыталась связать воедино все, что было сказано. Димити вспоминала взгляд, который бросила на нее сегодня Селеста во дворе риада, и то, как Элоди не позволила сестре рассказать до конца, почему их отец не женится на Селесте. Димити принялась гадать, какая этому может быть причина, и ответ, который она нашла, пронзил ее чувством светлой радости, похожей на луч восходящего солнца.

На следующий день Селеста пригласила Димити в свою комнату и развязала лежащий на кровати холщовый мешок.

– Эти вещи были моими, когда я росла, – пояснила Селеста. – Я подумала, что они должна прийтись тебе впору, и принесла их вчера из дома родителей… Пока ты здесь, тебе лучше носить это. – Она вынула кое-что из мешка и вручила Димити. Ее глаза больше не выглядели опухшими, но в них по-прежнему читалась грусть. Волосы, обрамляющие лицо, не были расчесаны. – Ну, станешь ты это носить или нет?

– Да, конечно, Селеста. Спасибо, – кратко поблагодарила Димити и скатала данную ей одежду в клубок. Хлопковая материя казалась мягкой и легкой.

– Ну, нечего стоять как столб! Примеряй! – прикрикнула Селеста. На секунду ее глаза наполнились гневом, но его тут же сменила печаль. – Прошу прощения, Мици. Я на тебя не сержусь… Это не твоя вина, что… что ты здесь. Я злюсь на… мужчин. Всех, которых встречала в жизни! На правила, которые они придумывают, чтобы держать нас в узде… Ну, давай. Примеряй обновы. Сперва надевают брюки, вот под эту длинную тунику.

Она помахала рукой Димити и повернулась к холщовому мешку, из которого принялась вынимать одежду и раскладывать ее по кучкам.

Перейдя в свою комнату, Димити с помощью Делфины надела широкие шаровары, подвязывающиеся на поясе тесемкой и застегивающиеся на лодыжках с помощью пуговиц, легкий жилет и длинную открытую тунику с распашными рукавами, которая подпоясывалась широким кушаком. Это одеяние очень походило на те, которые Селеста часто носила в Блэкноуле, но на теле Димити этот наряд казался чужим и непривычным. Она крутанулась на месте и увидела, как вокруг нее взметнулось и стало опадать широкое облако ткани. Одежда была глубокого фиолетового цвета, с вышивкой, идущей вокруг шеи, и такая легкая по сравнению с ее собственной шерстяной юбкой, что Димити едва ощущала на себе ее вес. Она была прекрасней, чем все, что ей когда-либо доводилось носить. Димити сунула ноги в туфли, и Делфина рассмеялась.