Ему хотелось поделиться своим бременем с Лан, этой женщиной, которая становилась в его глазах все прекраснее.

– Мне нельзя задерживаться, – сказала она. – Вулдон расстроится, если мы не возьмемся за дело в ближайшее время. Какие у нас теперь планы, как мы будем поступать с анархистами? Жители Кейвсайда нас ненавидят, – кто знает, какой ущерб нанесла эта бойня людям там, внизу?

Фулкром уставился в стакан.

– Мы встанем, отряхнемся и пойдем дальше. Выбора у нас нет. Ты спасла императора – наслаждайся своей славой, она скоротечна; а на протестующих внимания не обращай.

Какой-то рыжебородый коротышка вырос вдруг рядом с их столом и попросил у Лан позволения пожать ей руку.

– Не хотел тебя беспокоить, детка, но очень хотелось сказать спасибо за то, что благодаря тебе мы еще в деле. Все могло быть гораздо хуже, если бы не Рыцари и не ты.

Поглядывая на Фулкрома, она молча пожала незнакомцу руку. Наступила неловкая пауза, потом незнакомец радостно присоединился к своей компании.

– Вся эта слава, – сказала Лан, – я к ней не привыкла. Почему-то мне кажется, что это неправильно. Как будто меня благодарят ни за что. У меня нет такого ощущения, что я кого-то защитила.

– Люди благодарны тебе за то, что ты сделала, – искренне ответил Фулкром. – Радуйся.

– Я просто насаждала закон – сегодня я своими глазами увидела, что это значит. Закон используется для того, чтобы защищать людей здесь от таких же людей там.

– Наверное, ты права, – согласился Фулкром. – Смотря где это – здесь и там.

– Я про Кейвсайд, про бедных – они имеют такое же право на нашу защиту и поддержку, как и богатые.

Фулкром нахмурился.

– Осторожнее с такими речами. Ты прямо как будто лозунги анархистов цитируешь, – сказал он. – В городе что ни день белят стены, замазывая все новые сентенции в таком духе.

Лан вздохнула и потянулась за рукой Фулкрома.

– Знаю. Давай не будем говорить о работе. Может, пойдем к тебе?

«Только бы она не заметила», – подумал Фулкром, с ужасом думая о том, что там их может поджидать Адена.

– Можем не ходить, если не хочешь, – сказала Лан.

«Черт, ну вот теперь и выбирай между бывшей женой и своими глубочайшим страхами».

– Конечно пойдем, – сказал он вслух. – Мне очень хочется. А ты уверена, что не слишком расстроена вчерашними событиями? Не хочу, чтобы ты чувствовала, будто я воспользовался…

Но Лан только улыбнулась и поцеловала его.

Держась за руки, они поднялись по лестнице и долго еще целовались, привалившись к двери его квартиры, и все это время Фулкром боялся ее впускать. Нежно щекоча губами ее шею, он в то же время тревожился о том, не поджидает ли их по ту сторону двери его покойная жена.

Он даже затаил дыхание, когда они ввалились внутрь… но там никого не было, комната встретила их безмолвием и пустотой.

С облегчением вздохнув, он развел огонь в печурке в ногах кровати и только тогда заметил странную неподвижность Лан. Он было подумал, что она увидела призрак, но сразу понял, что если это и призрак, то ее собственный и не имеет к нему никакого отношения.

– Все хорошо? – спросил он тихо.

– Да, конечно. Все хорошо. – Она отвечала тихо, точно не ему, а сама себе, но он не возражал, как не был он и против того, чтобы помочь ей отвлечься от своих мыслей. В конце концов, и она сейчас делала для него то же самое. Он снял плащ и насмешил ее тем, что, аккуратно сложив, повесил его на спинку стула.

– Какая порывистая страсть! – заметила Лан с ехидцей.

– Люблю быть аккуратным. – Фулкром тоже усмехнулся и сел на кровать рядом с ней.

Они стали целоваться. Потом потихоньку ощупывать друг друга, узнавая. Он почувствовал, как она сначала напряглась, а потом медленно расслабилась, открываясь навстречу его ласкам. Удивительно, но он так хотел помочь ей преодолеть страхи, то ли основанные на анатомической неуверенности, то ли иные, что он и думать забыл о своем, – это была первая женщина, которую он целовал после смерти жены.

Полуодетая Лан тревожилась о том, не забыла ли она совсем, как это делается, и, уложив его на спину, оседлала. Его взгляд уперся в рыцарскую эмблему у нее на груди. Она со смехом стянула топ и пошутила:

– Никто тебя больше не спасет.

«Главное, чтобы не моя покойная жена…»

И он просунул руки под ее форму, помогая ей разоблачиться. И снова она затихла.

– Что такое? – спросил он.

– Руки холодные, – ответила она.

– А, понятно.

Расставшись с последним предметом одежды, она, очевидно, ждала его реакции, и он поспешил показать ей, что она очень красивая женщина, – и это была правда.

– Ты красивая, – выдохнул он ей в шею, нежно касаясь ее губами и вдыхая ее аромат. Затем провел кончиком хвоста по ее спине. Она изогнулась от удовольствия, точно натянутый лук. Освещенная огнем из печки, Лан казалась ему такой маленькой по сравнению с ним самим, такой уязвимой. Что-то внутри его растаяло. Он больше не мог сдерживаться. Он ее желал.

Он опрокинул ее на кровать – сказались годы неизрасходованной энергии. Стягивая штаны, он пробегал губами по ее ногам по всей длине.

Лан ясно дала понять, что на большее она и не рассчитывает. Еще час они лежали под простыней, обнявшись, и трогали, гладили, ласкались, изучая особенно чувствительные места и предпочтения один другого. Ему было так приятно чувствовать ее нежную человеческую кожу своей шероховатой румельей шкурой.

Стоило ей вздрогнуть, он беспокоился, отчего это – знак того, что он сделал ей приятно или, наоборот, потревожил дурное воспоминание, но она только смеялась над ним. Все это – и то, что они так долго ждали этого момента и так мало знали друг о друге, – вызывало в нем ощущение свободы и в то же время много других, столь разных эмоций, что он едва ли не стонал от сладкой боли.

Когда их страсть улеглась, они еще полежали тихо, сплетясь руками, ногами и хвостом.

Наконец, нарушив всеобъемлющее чувство покоя, она сказала:

– Мне нельзя у тебя засыпать.

Он согласился и после еще одного долгого сладкого поцелуя выпустил ее из постели. А потом, точно вуайерист, подглядывал за тем, как она одевается в полумраке.

Наконец он тоже нехотя вылез из постели, натянул брюки и пошел ее проводить. У двери они поцеловались, и, выпуская ее на лестницу, он обратил внимание на то, как она изменилась – словно стала другим человеком. Впрочем, и он тоже. Они расстались молча – слов было не нужно, теплый взгляд устремленных на него глаз говорил яснее всякой речи. Откинув за спину блестящие черные волосы, она легко пошла прочь по коридору. У лестницы она остановилась и, положив одну руку на перила, другой послала ему воздушный поцелуй.