Грудь рвёт и распирает, так что кажется, нити тайных троп не для массивной ширины большого зверя, но отчётливый след и запах, затмивший все остальные, открывает второе дыхание.

Переворачиваюсь на спину, подставляя живот и шею, мурчу от ласкового поглаживания, не отрываясь от её глаз.

— Люби меня, Несси…

— Люблю… всегда буду любить тебя… Никита…

Она выбрала меня.

Я целую её губы и щеки, шею и снова губы. От счастья сдавливает грудь. Улыбаюсь и жмурюсь от радости — нашел… догнал… моя…

— Мне кажется, Никита без ума от него, — улыбнулась я, глядя на любимого супруга, уже второй час возившегося с ягуаром. — Он как ребенок, — покачала головой.

У меня иногда сердце заходилось от того, что вытворяли эти двое. Голый по пояс Никита приседал, раскидывая в стороны руки, а огромный дикий кот запрыгивал ему на плечи как какой-нибудь домашний котенок, и устраивался удобно, свесив лапы, пока мой супруг приседал с этой тяжестью. Мышцы его напрягались так, что я боялась — лопнут. Еще больше боялась, что ягуар выпустит когти, чтобы удержаться, и порвет моего мужчину на лоскутки. Но зверь не сделал этого ни разу, как ни разу даже не прикусил его, когда они боролись, катаясь по земле с рычанием таким, что я готова была окатить обоих ледяной водой.

Между ними было безграничное доверие.

А эти прыжки с ветки на ветку, словно мой муж Тарзан?! Хотя почему «как»? Никита с ягуаром очень даже походили на Киплинговскую пару. Но я, наверное, все равно никогда не привыкну к такому свирепому питомцу.

Демонтин поднял голову от ноутбука и бросил взгляд в открытую двустворчатую дверь своего вполне современного дома в сердце деревни, притаившейся в Амазонских джунглях. Хмыкнул по-доброму:

— У них настоящая мужская дружба.

— Но как взрослый дикий зверь вот так сразу принял Никиту? Я не понимаю… Это индейская магия?

Шаман покачал головой:

— Зачем беспокоить Духов по таким пустякам? Ягуары очень разумны и лояльны к человеку, — лукаво улыбнулся, явно не собираясь раскрывать эту тайну.

Никита присоединился к нам, только когда пошел дождь. Вымок под косыми жгутами тропического безжалостного ливня, подставив ему лицо и плечи, смазывая со спины и живота моментально превратившуюся в грязь пыль. Зашел на порог и по-звериному встряхнулся, пустив животом волну, поиграв грудными мышцами, вытер ноги и прошел в небольшое, но уютное пространство первого этажа, натянул апаш[47] на охлаждённое непогодой тело и усадил меня к себе на колени.

Демонтин уже привык к нашему присутствию и даже не поднял головы от ноутбука, быстро что-то печатая, пока его не окликнул Никита:

— Джейк, ты говорил, что майоруны используют лозу для слияния душ с тотемным животным… — нахмурился снова.

Я уже несколько дней замечала, как мой муж виновато смотрел на своего ягуара, зарываясь в его шерсть пальцами, и о чем-то напряженно думал. Я боялась, что он захочет забрать зверя в Нью-Йорк, но не представляла, как Балам там будет жить.

Шаман оторвался от своей работы и посмотрел на Никиту, и я видела, что он понимает, что за этим последует.

— …На тотем переносят болезни… — продолжил мой муж вопросительно.

Вот что его беспокоило… Я обхватила его шею и прижалась к нему всем телом. У Никиты по горлу прошелся ком, а я всем своим существом чувствовала его страх и боль за зверя, к которому он так сильно привязался.

После обряда Никиту словно подменили. Я и раньше чувствовала его любовь, а теперь он даже прикасался ко мне иначе.

Наш первый секс после ритуала был… колдовским. Никита купал меня в пылкой нежности и никогда еще не смотрел с такой ЛЮБОВЬЮ, не прикасался так трепетно. Меня переполняло эмоциями, и я отдавала столько же ему.

Той ночью мы дали друг другу сто процентов себя.

Не выпускали из объятий, целовались, и неспешные движения его бедер, члена во мне было частью нашего безмолвного разговора, где каждый оргазм — новая нота неизменного «да».

Это была тонкая настройка друг на друга. Я не понимала как, откуда, но каждым прикосновение рук, языка и губ Никита что-то менял во мне, словно видел иначе, знал нечто, освобождал от лишнего, выводил ненужное с моими слезами. Они сами катились по щекам, а я снова и снова задыхалась от новых оттенков эмоций.

Тихое «Люблю тебя, Несси» возносило на небеса под переливчатую музыку шамана, игравшего на кене[48].

А утром, спустя несколько часов круговорота нежности и приятия, я просто рыдала в руках мужа обессиленная и в то же время полная какой-то новой энергии. И когда слезы кончились, захватило странно ощущение… новой меня.

— Неужели ты поверил, что я колдун? — в уголках губ шамана притаилась улыбка.

Никита помолчал немного и чуть заметно… кивнул. Демонтин поставил ноутбук на стол и встал. Подошел к порогу, что-то достал из-за двери, вернулся и кинул это что-то в руки Никиты.

— Пойду, приготовлю нам чокоатль[49], и надо затопить камин, — бросил мимоходом и свернул за лестницу в небольшую кухоньку.

А Никита повернул к нам… одноглазую голову черного ягуара.

— Чертов ты сукин сын, Джейкоб… — тихо, с чувством, произнес мой муж восхищенно. Ссадил меня, ничего не понимающую, с колен, подошел к ноутбуку. Глаза Никиты забегали по строчкам, и выражение лица менялось от удивленного к взволнованно-решительному. — Вот ты, Бродяга… — повторил не менее выразительно и скрылся в кухне.

Я подошла и тоже заглянула на написанное, бегло пройдясь по строчкам и выхватывая некоторые фразы:

«История Волгина Романа — охотника за этническими артефактами, известного вам по моему расследованию, закончилась несколько дней назад…

…Сердце пустыни, Аваахта, Жезл ветров, Алмазный череп, След Ниихту — не пора ли реликвиям вернуться домой? Дети не в ответе за дела предков, но несут их крест.

Как поступит с наследством Никита Соломат, Духом Черного Ягуара нареченный Lekil kuxlejal —“восстанавливающий гармонию”?..

История продолжается.

Следите за моей колонкой новостей.