— Тебе из дома ничего забирать не надо?

— Нет.

— Документы, паспорт — все при тебе?

— В сумке.

Благодарно кивнув ей, чувствуя, что ему помогает ее голос, желая видеть ее, но вынужденный все время смотреть на дорогу, он ищуще придвинул колено к ее колену; поняв его, она, не отрывая своего колена от его, быстро придвинулась к нему, сквозь одежду к нему пробилось ее тепло. Машину трясло на неровной дороге; боковым зрением он увидел, как Наташа, словно сама подумав о чем-то, повернулась к нему.

— Мы в Москву поедем?

— Да.

— Прямо в машине?

— Нет, поездом. Только надо где-то перекантоваться, чтоб замаскироваться, чтобы замаскировать эту штуку хотя бы под рулон из ковров.

— А у меня нельзя?

— Нельзя, они знают твой адрес. У тебя какие-нибудь подруги в городе есть?

— Может, у Патрикеевой?

— А на работе знают, что она твоя подруга?

— Нет.

— Какие-нибудь старые простыни или ковер старый, ненужный у них найдутся?

— Наверно.

— Хорошо.

Возникнув из тьмы и засветив фарами, мимо них с шумом пронесся бензовоз. Почувствовав между своим бедром и ее что-то жесткое, поняв, что это пистолет, который он бросил на сиденье, когда снова садился в машину, он, нащупав рукоятку, не глядя, протянул его ей.

— Вытри чем-нибудь, чтоб отпечатков не было, и в окно выброси.

Вырулив машину к обочине, так что стена деревьев неслась совсем близко, он подождал, пока она опустила стекло и выбросила пистолет, затем вернул машину на середину дороги. Вновь придвинувшись к нему бедром, как и раньше, она оперлась левой рукой на приборную панель, чтобы не слишком наваливаться на него; чувствуя поддержку от ее тела, он, почти не волнуясь, бездумно-уверенно увел машину в сторону от внезапно возникшей перед ними, пошедшей на обгон иномарки из встречного ряда. Светящиеся дорожные знаки проносились мимо, несколько раз подряд от шоссе мгновенно разошлись в стороны боковые асфальтовые пути, лес внезапно оборвался, по обе стороны от них потянулись отдаленные огни, движение пространства вокруг них как будто замедлилось. Как во сне, без мыслей и чувств держа руль, он следил за отвлекающе медленным движением огней справа и слева; машин стало больше; сбросив скорость, окруженный ими, он попытался подумать о чем-то и не смог, какое-то отрешенное бездумье овладело им; в общем потоке машин, в россыпи огней подступивших к дороге построек они плыли по шоссе, как по течению, дорога стала более ровной; расслабившись, она опустила руку, которой раньше опиралась на приборную доску, ему на колено. Отрешенно, мимо сменявших друг друга полей и домиков, среди огней, то подступавших к дороге, то отступавших от нее, они проехали несколько десятков километров. Местность вокруг изменилась, вдоль дороги потянулись двух-трехэтажные дома, сменявшиеся пустырями; огни домов показались ему более яркими, пустыри более черными; чувствуя, что начинает ярче воспринимать окружающее, ощущая пустоту и беспокойство от этого, как на пути домой от зубного врача, где вырвали зуб, чувствуя, как отходит заморозка, он, стараясь заполнить пустоту, повернулся к ней.

— Эта Патрикеева одна живет?

— Нет, с мамой.

— А занимается чем?

— Ничем. Работу ищет. — Словно обрадовавшись, она с готовностью повернулась к нему. — Она это так называет. На самом деле просто сидит ничего не делает.

— Это как?

— Так. Неделю назад к ней зашла, она на диване сидит, эпилятором себе волоски на ногах удаляет. С часу дня, говорит, как встала, начала, до шести на одной ноге их все кое-как удалила, потом за другую принялась. Я как увидела, мне чуть плохо не стало, Патрикеева, говорю, убери в ж… свой эпилятор, меня сейчас вырвет, надо же так над собой изгаляться, я б скорее сдохла, чем такое вытерпела, а у самой рядом газеты эти бесплатные с объявлениями насчет работы. Она их читает, вопросительные знаки на полях ставит и никуда не звонит.

— А почему?

— Не знаю, что-то ей там не подходит, ищет чего-то. А пока что ее мама, которой на пенсию скоро, на свою зарплату содержит.

— А по профессии она кто?

— Художник. Институт живописи закончила. Только никогда художником не работала, так только, тусовалась, сначала в художественном салоне работала, потом в другом салоне, антиквариата, сейчас опять работу ищет. Я к ней, когда она в салоне работала, заходила, там клевые разные штуки продавали, мечи всякие средневековые, арбалеты, только там хозяйка салона — лесбиянка, и помощницы у нее такие же, на меня смотрели как на врага народа, типа, Патрикееву ревновали, может, думали, что я ее у них отбить хочу.

— А Патрикеева что, лесбиянка?

— Нет, просто у нее еще в институте история была, ее преподавательница одна соблазнила, еще на первом курсе, ну и с тех пор тянется все это.

— Как соблазнила?

— Ну так, соблазнила, у всех первым мужчина бывает, а у Патрикеевой женщина.

— Красивая?

— Ты б видел, не спрашивал. Огромные груди, в два раза больше, чем у меня, плечи широкие, и ведет себя как мужчина. Она сама сейчас не работает, так Патрикеева из тех денег, что ей мама дает, еще ей большую часть отдает, а та ей изменяет все время, все это уже сколько лет длится. Но она не лесбиянка, у нее еще в институте мужиков выше крыши было. И ни одного нормального, все или сумасшедшие, или вообще не поймешь какие, или просто подонки какие-то. И из-за всех у нее крыша съезжает, мы с ней ездили в позапрошлом году в Крым отдыхать, у нее как раз перед этим очередная шиза случилась, я там не знала, куда от нее деваться, все ходила за мной, нудила, плакала, хочу Василия Петровича.

— Это кто?

— Это се тогдашний мужчина, он шизофреник, два раза в психбольнице лежал из-за попытки самоубийства, они как раз перед этим там из-за чего-то расстались. Патрикеева сама себе вены резала, у нее все запястья в шрамах, она на локтях платок носит. И вены несколько раз резала, и таблетками травилась.

— И не умерла?

— Она не для того резала, чтоб умереть.

— А для чего?

— Не знаю, я этого не понимаю, но не для того, чтобы умереть, это точно. Для того чтобы умереть, так не режут. Она сначала режет, а потом в «Скорую» звонит. И таблетки глотает, когда мама в соседней комнате.

— В общем, чувствую, она твоя лучшая подруга.

— На самом деле так и есть, я Патрикееву люблю, она, когда на нее шиза не находит, нормальная бывает, мы еще со школьных лет дружим, я на самом деле ни с кем так, как с ней, не могу разговаривать. Ты ее еще увидишь, поймешь, она классная.

Пересекая поперечный путь, они промчались по эстакаде. Шоссе пошло под уклон, сверху им открылся вид на плывущие по шоссе во тьме машины и россыпь огней впереди, чернота бежала по обе стороны дороги, наклон незаметно выровнялся, сквозь огни сгустившихся вокруг шоссе домов они въехали в город. Машинально считав на домах название улицы, чувствуя, что должен занять себя определением пути, по которому нужно ехать, затянутый дорогой, он кивнул ей.