Дебби согласилась: "Да, именно так!" — прониклась его идеей. Вскоре они устроили себе каникулы на юге Франции: поработать на пленэре с яростным солнечным светом. Вышло ужасно. Робин пытался накладывать на полотно крупные яркие мазки в духе Матисса и Ван Гога, но выходило водянисто, слабо и нелепо, и ничего он с этим поделать не мог. Единственная удачная картина из той поездки: какой-то красный жук, и тут же рядом большой жук-скарабей с иззелена-черной сверкающей спинкой, и яркая зеленовато-желтая бабочка — все трое расположились на заурядно-серой, розоватой, песочной, тускло-желтой, белой и терракотовой гальке, такие пестрые, но блеклые камешки есть на пляже в любой стране. Во все четыре стороны света этого полотна простиралась галечная пустыня, был еще сухой лист или два да несколько соломинок, разбросанных тут и там, и зловеще сияли трое насекомых. Картину купила одна галерея, у него затеплилась надежда на сотрудничество, но новых заказов не последовало, не случился взлет; и больше они никогда не выбирались на сильный свет, проводят теперь свои отпуска в Котсуолд-Хилс, в верховьях Темзы, среди пологих, неярко освещенных живописных английских холмов.

В последнее время Робин сделался ужасным деспотом в том, что касается вещей и предметов, которые он считает своими. Сам он думает, что виной тут исключительно его трудное призвание, но на самом деле это не так. Его отец Родни Деннисон, топограф по профессии, был таким же оригиналом: полагал, что есть особые вещи, которые ему принадлежат, и вещи всех остальных людей, особенно его бесили "грязные вещи" домработницы. Он орал на нее и поносил перед домочадцами последними словами, если ей случалось выколотить из его трубки недокуренный табак, склеить в комок его обмылки или собрать в аккуратную стопку его разбросанные счета и чеки. Как теперь сам Робин от уборок миссис Браун, отец прямо-таки столбенел, если его хозяйству угрожали чистотой и порядком, в пазухах его черепа сгущалась слизь, наступали дыхательные спазмы. Как и для Робина, для него продвижение его домработницы миссис Бриггс с тряпкой через его владения было чем-то вроде путешествия улитки, которая перемещается по листу неумолимо, оставляя за собой мерзкую слизь. Робин думает, что его причуды — из-за Искусства. Ему не приходит в голову, что, может быть, его ненависть к миссис Браун — это оборотная сторона его собственной беспомощности, зависимости от жены, которая и деньги зарабатывает, и всех "строит". Он убежден, что Дебби прекрасна, воплощение чистоты и порядка. Зато миссис Браун — воплощение хаоса: дико выглядит, тайком курит и разводит грязь (хотя, если уж дело на то пошло, она скорее разметает ее по углам, перераспределяет по дому).

У миссис Браун неудобная привычка делать им семейные подарки. У нее есть вязальная машина, которую Хукер стянул однажды с какого-то грузовика, кроме того, она хорошо вяжет на спицах, крючком и вышивает гладью по шелку, умеет даже ткать гобелены (вышивка и гобелены, впрочем, слишком дорогое удовольствие, не самая ее любимая техника). Она сама шьет себе одежду из всего, что попадает в руки: старые плюшевые шторы, арабские покрывала, парашютный шелк, собственные старые брюки. Вещи у нее получаются отменно броские: с декоративными заплатами, бахромой, галунами и умопомрачительными пуговицами. Робин думает: вот уж поистине живой образец безвкусицы. Эта мысль посещает его то и дело, потому что одежда миссис Браун неизменно бросается в глаза: лаймово-зеленая сорочка с черными кружевными вставками, оранжево-розовые креповые штаны, и на все это напялен фуксиево-красный и киноварный фартук! Но это бы еще ничего, если бы она то и дело не вязала — причем годами — ужасные джемперы для Наташи и Джейми. Всех цветов радуги, в невообразимых сочетаниях: со светлыми разноцветными полосками на белом фоне, со скачущими помпончиками в виде вишенок; а к ним диковинные длинные шарфы из пушистой ангоры в разноцветную полоску — тошнотворных оттенков, какие иногда бывают у мороженого. Робин всякий раз кричит Дебби: все эти подарки надо немедленно вернуть, он не позволит своим детям это носить, только через его труп! У детей к этим подаркам разное отношение, в зависимости от возраста и обстоятельств. Когда Джейми было шесть, он просто не вылезал из одного такого джемпера с красными паровозиками и синими коровами. Наташа, когда ей было около пятнадцати, однажды произвела вдруг фурор на дискотеке, явившись в бахромчатом жакете кислотных оттенков (пронзительно-желтый, оранжево-розовый и иззелена-голубой, как вода в бассейне), но другие подарки носить отказывается, смотрит на них с тем же отвращением, что и отец. Хуже всех приходится Дебби: она мечется душой, всем сопереживает. Она отлично знает с раннего детства, каково это — носить одежду, которая не нравится или неудобна, делает тебя серой мышью или, наоборот, притягивает презрительно-любопытные взгляды. Кроме того, она искренне считает, что гораздо лучше, вежливее принять подарок с благодарностью и воодушевлением, чем предлагать кому-то подарки без разбора. Впрочем, у нее имеется и собственный эгоистический мотив: она не может обходиться без миссис Браун, она нуждается в миссис Браун; поэтому ее кухонный стол украшают пестрые лоскутные подставки работы миссис Браун, а в ее кабинете на стульях лежат круглые подушечки в вязаных чехлах розового и оранжевого цвета брауновской вязки. Иногда миссис Браун встает в дверях кабинета Дебби и рассуждает о цвете:

— Воспитательницы и бабки нам, помню, твердили, такая у них присказка была: "Лиловый да красный шить вместе опасно; зеленый и синий прячь подолом длинным; за апельсин и розовый схлопочешь розгами". А я думаю, что раз есть такие цвета, и все их придумал Господь, и все Его твари носят и тот цвет, и этот — все, какие ни есть, цвета, — то, значит, они как-то сочетаются. Как по-вашему, миссис Деннисон?

— Пожалуй, вы правы, миссис Браун, но ведь есть правила, как получить нужный эффект. Есть правила, понимаете? Дополнительные цвета и много еще чего…

— Я все это учу. Муж-то ваш мне много чего рассказывает, когда я случайно потревожу вещицы в его комнате. Интересная наука.

На длинном желтом лице миссис Браун ни тени улыбки, только рассудительность.

— Если Джейми не хочет носить ту дивную голубую фуфайку, что я ему сшила, я бы ее забрала, если вы не против, я уж найду куда пристроить голубой лоскуток.

— Что вы, миссис Браун, она ему очень нравится! Просто чуть маловата в подмышках…

— Вот я и говорю: найду куда пристроить голубой лоскуток.

Миссис Браун неумолима. Дебби чувствует себя просто ужасно. Миссис Браун выдвигает один за другим ящики с вещами Джейми, вынимает красную толстовку и указывает на прорехи, достает гольфы для регби и демонстрирует, как сильно они сели: только посмотрите, какая стопа коротенькая! Кладет их в пластиковый пакет для мусора. Дебби добавляет туда же коктейльное платье из зеленоватого шелка настоящего тутового шелкопряда, купила по ошибке, совершенно не идет, и два галстука Робина, что подарила его тетя Нэм, а он ни разу не надел, они отвратительного горчичного цвета, да еще в какой-то сизый цветочек.

— Интересненько… — бормочет миссис Браун, подхватывая галстуки, словно угрей за хвосты, и отправляя их в пакет к остальным вещам.