Для обеспечения достижения этих планов генерала Нейдгардта сменил граф Воронцов, блестящий генерал войны 1812 года, аристократ в лучшем смысле этого слова, которому было доверено не только ведение боевых операций. Он был также назначен наместником на Кавказе.

По прибытии на Кавказ Воронцов узнал, что предлагаемая экспедиция не одобряется людьми, которые были настоящими экспертами в своем деле. Князь Аргутинский-Долгоруков и генерал Фрейтаг, в частности, возражали против нее. К их мнению следовало прислушаться со всем вниманием. Однако новый главнокомандующий, только что прибывший из Петербурга и горевший желанием выполнить пожелания императора, отмахнулся от их возражений, как раньше это сделал его предшественник. Ко времени, когда экспедиционные войска собрались вместе, стало очевидно, что личное знакомство с местным военным руководством и условиями заронило в него некоторое сомнение относительно успеха кампании. 25 мая он написал военному министру: «Даже если бы приказы начать в этом году наступление до завершения строительства чеченской передовой линии отличались от моего собственного мнения, я все равно выполнил бы их с неизменным рвением; однако откровенно заявляю, что это не так. Теперь мне кажется неразумным избегать встречи с Шамилем и нанесения ударов по нему, что весьма помогло бы нам. Если Бог не благословит наш успех, мы все равно должны выполнять свой долг, и нас нельзя упрекать за это. Позднее мы сможем перейти к разумной и методичной системе, которая принесет нам плоды, хотя и не так быстро, как победа над самим Шамилем». Когда руководитель экспедиции говорит о возможной неудаче, а все его главные военачальники предчувствуют, что шансы на успех сводятся к нулю, уже не в первый раз нас посещает мысль о том, что личное вмешательство главного автократа государства чаще мешало покорению Кавказа, нежели способствовало ему. 30 мая сомнение перешло в растерянность, и Воронцов пишет: «Я не надеюсь на то, что наше предприятие будет успешным, но, конечно, сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить желание императора и оправдать его доверие». На следующий день он вышел из Внезапной с чеченским отрядом, состоящим из 12 пехотных батальонов, 2 рот саперов, 13 казачьих сотен и 1000 бойцов местной милиции, с 28 пушками. 3 июня у Гертме к нему присоединился дагестанский отряд – 9 батальонов, 2 роты саперов, 4 – стрелков, 3 кавалерийские сотни и 18 орудий. Общая численность войск составила примерно 18 000 человек.

Шамиль, как обычно, основывал свою стратегию на полном и подробном изучении обстоятельств, которые могут оказать влияние на обе стороны. Он знал, что, как указал Аргутинский, русские смогут пройти в горы, но не смогут закрепиться там. Он знал, что у него нет реального шанса разбить столь крупную армию. Он не мог даже всерьез напугать ее, хотя у него и были хорошо отдохнувшие люди, свежие кони и достаточные запасы еды и боеприпасов. Он позже воспользовался своей возможностью, когда его главный помощник – природа – сделал свое дело, и неприятель, измученный трудностями марша, нехваткой провианта и нисколько не воодушевленный успехами на поле боя, был вынужден направиться обратно по голым горам Дагестана или через леса Ичкерии. Именно тогда он направит на них свои мобильные отряды, разрушит дороги по пути их следования, воспользуется любыми возможностями, чтобы отсечь арьергард от основной группы – в общем, не даст врагу покоя ни днем ни ночью. В лучшем случае они смогли бы пробиться к своей базе в Сулаке или Сунже, но он сделает все, чтобы они упали как в собственных глазах, так и в глазах всех горцев от Каспия до Черного моря, от Терека до границы с Персией. Пока же он демонстрировал им свою силу лишь в той степени, чтобы разозлить их, и если бы ему удалось заманить их к своей лесной базе в Дарго, то у него был бы шанс проучить Воронцова так же, как это было с Граббе в 1842 году.

Соединившись 3 июня, русские колонны в тот же день возобновили свой марш и, перейдя через Теренгуль, взяли Старый Буртунай, причем практически без боя, к разочарованию тех, кто надеялся, что Шамиль даст им шанс начать кампанию с победы. 5-го рекогносцировка у перевала Кирк (8070 футов) между Салатау и Гумбетом переросла в стремительное движение всей армии. Перевал никем не охранялся, и русский авангард под командованием Пассека устремился на другую сторону к заброшенной крепости Удачная, построенной Граббе на пути в Аргунай и Ахульго в 1839 году, и взял штурмом противоположную высоту Анчимир (7396 футов), несмотря на сопротивление вражеского отряда численностью 3000 человек[120].

В своем докладе императору Воронцов описал эту победу как одну из самых блестящих на его памяти. Безусловно, это было очень смело – решиться атаковать столь укрепленный объект, охраняемый весьма многочисленным отрядом врага. (У Пассека, помимо кавалерии и артиллерии, было еще 6 батальонов.) Однако поскольку потери русских составили всего 17 раненых, то можно сделать вывод, что сопротивление врага не было особенно упорным. Но теперь пришел черед первой ошибки русских, которая повлекла за собой серьезные потери. Утром 6-го Пассек с характерной для него импульсивностью продолжил наступление на Зунумер, не дождавшись соответствующего приказа. Там он оказался практически в изоляции. Погода резко ухудшилась – летняя жара сменилась пронзительным холодом, и в течение пяти дней войска терпели ветер, холод, снег и голод. Не менее 450 человек получили обморожения, 500 лошадей пали. Оставив большой отряд охранять пути сообщения, Воронцов 11-го соединился с Пассеком и 12-го числа появился возле аула Тилитль из Андийских ворот. По донесениям шпионов, это было укрепление, которое Шамиль намеревался защищать до последнего. На следующий день был отдан приказ о штурме, но опять нападавшие оказались разочарованы. Андийские ворота никто не защищал, хотя они были обнесены крепостной стеной с флангов. Шамиль готовился защищать их, когда еще не было ясно, какие силы будут брошены против него. Но, увидев, насколько силен враг, он решил не идти на верное поражение. Он отошел, поджег Анди и окружающие аулы и вынудил жителей присоединиться к его отрядам. 14-го русские заняли развалины Гагатля и Анди, уничтожив при этом нескольких горцев, которые, вероятно, пытались спасти свою собственность или чужое добро. Попыток защитить хотя бы один из этих аулов при этом не было; однако за Анди, на покрытом террасами склоне горы Авал, Шамиль занял оборону с 6000 горцев и 3 пушками, надеясь запугать врага. Барятинский с 2 ротами Кабардинского полка, грузинским отрядом и несколькими отрядами горцев слишком смело двинулся вслед за беглецами и скоро оказался в весьма опасной позиции. Однако подкрепление пришло вовремя, гора была взята, а Шамиль ушел, сумев спасти свои орудия[121].