— Я на той неделе переезжаю жить в Верх-Иланск.

— У-у-у! — разочарованно протянули парни. — За что это тебя так?

— Дураки! — вмешался прислушивавшийся к нашему разговору грузчик Бобров. — Кто он такой здесь, в городе, в областном центре? Здесь он просто мент, каких на улице сто тысяч человек в час проходит, а в Верх-Иланске он будет босс боссов, всеми уважаемый солидный человек! Пройдет вечерком Андрей Николаевич по улице, и всякий встречный ему в пояс кланяться будет. В небольшом поселке любой мент — это власть и сила, а уж инспектор уголовного розыска — это как у нас директор завода, не меньше.

Сравнение с директором хлебокомбината подействовало на парней отрезвляюще. Они по-другому, с новым оттенком уважения, посмотрели на меня.

— Запомните мое слово, — Бобров затушил докуренную сигаретку в консервной банке, заменявшей общественную пепельницу, — встретите Андрея Николаевича через год и не узнаете! Он во-о-т такое пузо отрастит, ряху наест и со всякой шпаной вроде вас будет через губу разговаривать.

— Короче, кто-нибудь пойдет в магазин или нет? — подвел я черту под обсуждением моего переезда.

— Сейчас сгоняю в гастроном! — Шамиль взял у меня деньги, пересчитал. — Андрей Николаевич, может быть, сразу, чтобы потом не бегать, еще пару пузырей взять?

Весь вечер я пьянствовал: то в своей комнате, то у Шамиля, то у Боброва. Сколько денег пропил за этот вечер, не знаю, но догадываюсь, что прилично.

Глухой темной ночью я проснулся, посмотрел в окно — на крыше хлебозавода светил во двор прожектор.

«Я у себя в комнате, — догадался я. — Во сколько мы вчера разошлись?»

Самый конец гулянки я помнил смутно. Вроде бы кого-то я отправлял к таксистам за бутылкой, а меня отговаривали, предлагали деньги оставить на завтра, на опохмелку.

Я повернулся на бок и уткнулся лицом в женские волосы.

«Диспозиция становится интереснее, — подумал я. — Теперь надо посмотреть, кто это спит в моей кровати».

Я встал, подошел к столу, выпил из кружки не то сладкой воды, не то выдохшегося за ночь лимонада, закурил.

— Ты правда в Верх-Иланск уезжаешь? — не поворачиваясь ко мне, спросила девушка.

«Антонова Марина! — узнал я по голосу. — Обалдеть! У меня с ней отношения никогда не заходили дальше, чем «здравствуйте-здравствуйте», а тут она в моей кровати спит!»

— Правда, — охрипшим от пьянки голосом ответил я.

Я осмотрел себя. С кровати я встал в трико и футболке. Вряд ли между мной и Антоновой что-то было ночью. Я лично ничего подобного не помнил.

— Марина, между нами что-нибудь было? — напрямую спросил я.

— Ничего не было! — Она села на кровати, потянулась. — Но ты, если хочешь, можешь зачислить меня в число своих мужских побед. Вся общага вчера видела, как ты меня к себе вел. Вернее, это я тебя вела, а то у тебя ноги уже подкашивались.

— Ничего не понимаю! Марина, тебе-то зачем со мной, пьяным, возиться?

— После того как ты уедешь, я всем расскажу, что я — твоя невеста, и ко мне больше никто в общаге приставать не будет. Тебя же все боятся. Ты перед Первым мая на Гальку как рыкнул — чуть заикой ее не сделал. Это я ее к тебе в прошлый раз в одних плавках подослала. Извини! Я же не знала, что ты в Верх-Иланск переведешься.

— При чем тут Верх-Иланск? — Все сказанное ей доходило до меня с трудом, мыслительный процесс после вчерашних возлияний явно тормозил.

— В Верх-Иланске живут мои родители. Приеду в отпуск — встретимся.

— Как ты меня там найдешь? — с наивностью еще окончательно не протрезвевшего человека спросил я.

— Андрей, — она села на кровати, свесив ноги, — в Верх-Иланске две асфальтированные улицы, один Дом культуры и три школы. Да что рассказывать, приедешь, сам все поймешь! Посмотри лучше, сколько сейчас времени?

В нашем общежитии существовал неписаный свод правил. Одно из них гласило, что девушка, проживающая в общей комнате на койко-месте, обязана вернуться с ночного свидания до того, как любая другая жиличка встанет умываться или начнется общий подъем. Если девушка, возвращаясь под утро от мужчины, успевала лечь в свою кровать в установленный срок, то считалось, что она просто задержалась где-то. Заболталась в коридоре, например. Более позднее возвращение, хоть на одну минуту, приравнивалось к вульгарному разврату.

Я посмотрел на часы, но вместо стрелок на циферблате увидел две заасфальтированные улицы, пересекающиеся под прямым углом, и этот прямой угол вывел меня из похмельного анабиоза. Мной овладело первобытное желание слиться с Антоновой в экстазе и не выпускать ее из своей комнаты все выходные.

Я подошел к Марине и повалил ее обратно на кровать.

— Андрей, ты с ума сошел, я в комнату не успею вернуться! — Она стала отталкивать меня, но как-то неактивно, нехотя.

— Куда тебе надо вернуться, если ты моя невеста? — шептал я, расстегивая через футболку застежки лифчика. — Марина, все должно быть правдоподобно. Невесты до обеда к себе не возвращаются.

Антонова еще немного для приличия посопротивлялась и перестала.

До самого моего отъезда в Верх-Иланск она все вечера и все ночи проводила со мной. Когда мы прощались, Марина плакала, а я впервые задумался о предстоящей жизни на чужбине.

«Один, без хозяйки в доме, я там ноги протяну. Там же нет под боком хлебозавода, где можно в любое время дня и ночи перекусить, попить чаю… Маринку с собой надо забирать».

Рано утром по моей улице на коне проезжает пастух, собирает по дворам коров в стадо. Вечером он их гонит обратно. Пастуха слышно издалека. Пощелкивая кнутом, он на всю улицу кричит на скотину отборной матерной бранью. Если бы коровы догадались, какими словами называет их пастух, они бы подняли его на рога.

Пастух при исполнении своих обязанностей — единственный человек в поселке, кому не возбраняется публично выражаться нецензурной бранью. Все остальные жители Верх-Иланска — культурные, воспитанные люди. Спокойные, уравновешенные. Пока в город не уедут жить. Там характер у посельчан меняется, и они начинают проявлять себя с другой стороны.

«Здравствуй, Андрей! — писала мне бывшая жительница Верх-Иланска Антонова Марина. — Теперь ты убедился, что в нашем поселке все друг про друга все знают? Передай, пожалуйста, Инге, что если она будет еще крутиться около тебя, то я приеду в отпуск и ей глаза выцарапаю».

Инга, вопреки слухам, не пыталась установить со мной интимные отношения. Было дело, я оставался у нее пару раз на ночь, но что с того, я же не обещал ни на ком жениться и клятву верности никому не давал! Я — свободный мужчина, с кем хочу, с тем поддерживаю отношения. Тем более у Инги в Верх-Иланске знакомых, кроме меня, не было. Кто-то же должен был помочь ей обустроиться на новом месте.