Генерал достал платок, Токарев пистолет.

— Не надо, я… платок. Ты чего, реально подумал, что я — Семидрева…

— Я ответа на вопрос не услышал.

Генерал вытер лицо, он обильно потел.

— Мы с ним тогда пересеклись, да. Речь шла… за город.

— Подробнее!

— А что подробнее? В венском Курьере на нас грязь льют, уже третья статья вышла. Со счетами, с именами… с…и. Мне уже из Киева по три раза на день звонят, пересрались все. Говорят в Вену уже звонили, остановить публикации, их там послали. Ты что, вообще не в курсах, что в городе делается?

Токарев сплюнул.

— Мне ваша борьба нанайских мальчиков…

— Семидрев спросил тогда, не я ли сливаю. Я сказал — нет, не я. И объяснил почему. Это наш город, да?

Токарев зло усмехнулся.

— Наш, пока варягов не заслали.

— То-то и оно. Папа меня просил компру найти на вашего… Резницкого.

— И что? Нашел?

Генерал покачал головой.

— Как Тараса грохнули…

— Теперь этот компромат нужен мне. Как можно быстрее.

…

— И кстати — кто Папу грохнул? Знаете?

— Нет.

— Точно?

— Я говорю, нет — зло сказал генерал — там левое совсем что-то. Следов никаких. Оружие раньше нигде не светилось. Но сейчас всем не до этого все из-за Вены срутся. В Киеве уже головы летят, я сам не знаю, сколько еще продержусь.

— Хорошо бы подольше.

— Хорошо бы…

* * *

Дзюба — тем временем обозревал окрестности.

Самопальный термооптический прицел — хоть и не идеально, но работал, позволяя осматривать окрестности до пятисот — шестисот метров — а дальше и не было нужно, дальше из СВД можно было попасть только по счастливой случайности. Токарева пока прикрывать было не нужно — на нем бронежилет, в машине автомат, несколько секунд он и сам продержится. Дзюба решил посмотреть окрестности, чтобы иметь представление о тактической обстановке и в случае если начнется стрельба — иметь готовый план действий.

И вот, в прицеле, на самой границе его досягаемости — он увидел какой-то фургон и светлое пятно на нем.

Похожее на человека.

* * *

Винтовка, которой пользовался Ангел — была оснащена не в пример более лучшим прицелом — EOTech L-3 AN/PVS-24 M2124LR, стандартным прицелом американских специальных подразделений. В отличие от украинской самоделки — он давал чистое и четкое изображение на полторы тысячи ярдов — предельная дальность огня американской снайперской винтовки М24. Как винтовка, так и прицел — были запрещены к вывозу из США, попытка их нелегального вывоза считалась уголовным преступлением. Но в Ираке и Афганистане это был расходный материал, такие вещи как термооптические прицелы за десять тысяч долларов США и снайперские винтовки за пять — просто списывались, как утраченные в бою или передавались иракской армии, после чего часть их тут же оказывалась на черном рынке. Так что — из Ирака ехали не с пустыми руками, особенно если веща, размером с два апельсина — стоит десять тысяч долларов только официально, а на черном рынке — и на тридцать — сорок тысяч потянет.

Прицелбылустановленнатой же самой, складной и разборной винтовке на базе механизма Ремингтон-700 — но на этот раз на ней стоял длинный и тяжелый ствол длиной двадцать шесть дюймов. С этой винтовкой с отобранными патронами, и с американским термооптическим прицелом — Ангел имел, по крайней мере, полуторное преимущество перед снайпером, засевшим на верхних этажах санатория Куяльник. Но стрелять он не торопился, даже, несмотря на то что снайпер, кажется, целился по нему.

Вместо этого он наблюдал за ситуацией и выжидал.

* * *

— Хорошо…

…

— Хорошо… допустим, будет тебе компромат на Резницкого, свалишь ты его. Что дальше?

— А что тебя интересует?

— Как город делить будем, мент?

Токарев усмехнулся.

— Известно, как. Как с Семидревом делили, так и с тобой будем.

Богдановский покачал головой.

— Э… нет. Так не выйдет.

— Почему нет?

— Ты даже не генерал.

— И что? Думаешь, я звание не куплю себе?

— Думаю, ты зарвался, вконец, полковник. Чтобы мент, да какой мент — из уголовки, с самого дна — был старшим на Одессе…

Токарев сплюнул перед собой — рядом с ботинком генерала.

— Нет, это вы зарвались, гниды — тихо и зло сказал он — вконец уже о…ли. На город беспредел галимый катит, детей средь бела дня воруют, в центре города из шмайсеров друг друга шмаляют, блатные совсем охамели, на руках стволов как… собак нерезаных… А вы, с…, сидите как ни в чем не бывало в своих кабинетах, власть делите падлы. А завтра, когда вас придут за яйца на фонарях вешать, за все хорошее, что вы стране этой «зробыли» — вы же с… пересретесь со страха. Руководители, б… Я для тебя грязен слишком? А кто, с. а порт будет держать? Кто с ворами будет договариваться, которые на твое гэбье давно сверху положили, потому что страха нет больше? Кто, с. а? Кто с. а, будет хотя бы минимальный порядок в городе поддерживать, пока вы падлы указивки свои строчите, а? Ты что ли? Или твои уроды, которые только вопросы решать умеют, а другому в жизни не учились. Да им реального урку покажи — они же зассут со страха свои Бриони. Уроды моральные…

…

— Город этот — мой. Все, точка.

* * *

Когда рубиновые стоп-сигналы Тойоты генерала растаяли во тьме, и над соленым озером Куяльника снова распахнула объятья ночь — из окна первого этажа давно заброшенного санатория — появилась тень. Держа в руках что-то длинное — она перебежала к машине…

Токарев докурил, раздавил сигарету. Пошел к машине.

— Дзюба ты что ли?

— Я.

— Что прячешься.

— Стой.

— Что?

— Снайпер. Дальше, на дороге.

— СБУ?

— Может быть. Как думаешь, снайпер СБУ приехал бы на фургоне? Не на бусике, а именно на фургоне? Стой так…

…

— Нет, уезжают уже. Можно.

Токарев сплюнул.

— Генерал с прикрытием Альфы уже ездит?

— Может, да. А может, и нет.

— Ты о чем?

— Да движуха какая-то мутная. Позавчера показалось — пасли меня. Проверился — вроде нет. А все равно — неспокойно.

— Ты нервы береги.

— Да беречь то берегу. А все равно неспокойно.

Токарев постучал по капоту машины, звук — нарушил ночную тишину.