— Ну, причем тут окружение? — в свойственной ему неторопливой манере возразил Русаков. — Вы же понимаете, что речь идет о принципах новой федерации, нового Союза; о тех полномочиях, которые уже сейчас можно безболезненно передать из союзного центра в республики. С некоторыми товарищами из руководства союзных республик эти вопросы мы уже обсуждали, и, должен вам сказать, что процесс пошел, это очевидно.

— Но следует учесть, что ситуация меняется. Все обещанные нами полномочия союзные республики и так уже взяли, — язвительно проворчал Президент России. — Причем без нашего позволения.

— …Согласен, взяли, но вступили при этом в противоречие с Конституцией СССР и союзным договором. Мы же предлагаем принять новый союзный договор и новую Конституцию, поставив весь это процесс на законные рельсы. Да, мы должны разделить полномочия, но при этом не следует резать по живому, не рвать те главные связи, которые позволят всем нам, содружеству суверенных республик, представать перед миром единым государством.

— Так оно и должно быть, — поддержал его Кузгумбаев. — Однако уверен, что согласятся с нашими доводами не все. Особенно яростно будут выступать против наших предложений прибалты.

— Переговорный процесс будет сложным — это понятно. И в каких-то, непринципиальных, вопросах центр может пойти на уступки той или иной республике, учитывая специфику ее развития и внутриполитическую ситуацию.

Как всегда, «прораб перестройки» говорил долго, неспешно и витиевато. Слушая его, Елагин нервно врубался ребрами ладоней в перила балкона, а Оралхан Кузгумбаев столь же нервно прохаживался позади них.

— …Да не нужны будут прибалтам никакие ваши уступки, Владимир Андреевич… — вдруг возразил Елагин. — Они просто не станут вести с вами переговоры до тех пор, пока во главе госбезопасности будет стоять Корягин, на совести которого вся эта провокационная возня в Вильнюсе. Ни одна из бывших союзных не захочет вернуться в Союз, в котором опять будет править КГБ, причем править всем, в том числе и союзным центром; и во главе которого все еще будет стоять одиозная фигура вечно рвущегося к власти Корягина.

Шеф госбезопасности проскрипел зубными протезами и потянулся к стоящей в специальной сигаретнице пачке, но в последнее мгновение отдернул руку и принялся теребить упаковку жевательной резинки. Он слушал. Он умел слушать очень внимательно. Но также умел никогда не забывать хотя бы раз услышанное.

— В общем и целом, я готов с вами согласиться. Но не могу же я взять и в одночасье сменить все президентское окружение! — неуверенно заупрямился Русаков. — Это же все ответственные товарищи. За ними стоят большие коллективы, и потом, они ведь ничем особым, незаконным не запятнали себя.

— Когда вы говорите о незапятнанности, то это касается и министра обороны? — Теперь уже с сарказмом поинтересовался Елагин. — В старом Союзе он еще кое-как мог восприниматься. Но только не в новом содружестве… Этот человек уже давно прослыл «ястребом» и консерватором, мыслящим временами «чешских событий» и ввода войск в Афганистан.

Шеф госбезопасности понимал положение Русакова. Он уезжает в Крым, в отпуск, а Президент России остается в Москве. И поскольку Москва — столица уже не столько Союза, которого, собственно, не существует, сколько России, то Елагин волен будет чувствовать себя в ней полновластным хозяином. Одна столица о двух президентах и двух государствах — случай, конечно, уникальный. К тому же — о двух соперничающих, не терпящих друг друга, президентах, уточнил он.

— А как после всей этой истории с рижским ОМОНом и прочими делами министром внутренних дел может оставаться Пугач? — вклинился в диалог президентов-россиян сын казахских степей. — И какой вице-президент из Ненашева? Ведь это же просто позор, что вторым человеком такой великой державы оказалось такое…

— Согласен, этот вопрос тоже давно назрел, — недовольно признал Русаков. — Но вы же понимаете, что я не могу решить его единолично. Нужно будет посоветоваться с членами Политбюро, с юристами; если понадобится, то посоветуемся и с руководством союзных республик. Я давно держу этот вопрос на контроле, но мы не можем выходить за рамки…

— …И конечно же надо немедленно расчистить руководство Гостелерадио, — беспардонно прервал его разглагольствование Кузгумбаев. — Причем начинать следует с председателя. Гостелерадио должно идейно цементировать нашу союзную державу, а не разрушать ее.

«Кузгумбаев — в роли спасителя русской державы! — беззвучно расхохотался шеф госбезопсности. — С чего вдруг такая ретивость у новоявленного потомка Чингис-хана?»

Корягин знал, что в Казахстане уже вовсю разворачивается националистическое движение, идет «очищение» государственных учреждений и высшего офицерского корпуса милиции от людей «некоренной» нации. Конечно, пока что все это делается деликатно, под различными предлогами, тем не менее во властных структурах республики уже все готово к тому, чтобы объявлять Великий Казахстан по-настоящему независимым государством.

— Пожалуй, вы правы, — выходил из состояния шока генсек-президент. — Председателя госбезопасности и министра внутренних дел мы уберем немедленно, еще до подписания новоогаревского договора.

Шеф госбезопасности приостановил воссоздание разговора, прокрутил пленку немного назад и вновь прослушал этот фрагмент.

«А ведь этот слизняк, — зло помянул он Русакова, — даже не пытается защищать нас, отстаивать. Он попросту сдает меня на растерзание этим нацменам…»

Сидя в своей крымской резиденции, Русаков вряд ли догадывается, что весь их кулуарно-балконный сговор с Елагиным записан и прослушан, размышлял шеф госбезопасности. А потому даже предположить не может, что именно это, «председателя госбезопасности и министра внутренних дел мы уберем», стало самым яростным толчком, заставившим его, шефа КГБ, пойти против генсек-президента, против Хозяина; что именно это его предательство заставило главу «тайной полиции» ретиво примкнуть ко всей той разношерстной публике, которая уже давно отреклась от «прораба перестройки», как от «предателя дела Ленина, отступника и ренегата»… — уж чего-чего, а ярлыков этот народец нахватался, как шелудивая собака — блох.

В тот день, когда в принципе было достигнуто согласие о создании гэкачепе, шеф госбезопасности по-дружески попросил Пугача на несколько минут заехать к нему — «появилась интересующая вас информация», — чтобы прокрутить фрагмент разговора президентского триумвирата, касающийся кадровых перестановок. И был немало удивлен, обнаружив, что на министра внутренних дел это не произвело — по крайней мере по внешним признакам — абсолютно никакого впечатления. Впрочем, это не было проявлением мужества; милицейский министр вообще вел себя непозволительно вяло и почти обреченно.

— Вы знали об этом? — насторожился шеф госбезопасности, кивая в сторону магнитофона.

— Нет, — покачал головой Пугач. — То есть не знал именно об этом заявлении. Но, в общем-то… Чего от него, от этого зас… еще можно было ожидать?