– Как же можно что-то утопить в леднике?

– Они подумали об этом заранее, ещё в Берлине, и кроме освинцованного контейнера с сокровищами, захватили с собой несколько термитных шашек. Знаешь, ими до сих пор ещё кое-где рельсы сваривают. Вот с их то помощью, они и устроили себе полынью в сплошной ледяной толще. Теперь, после того как полынья замёрзла вновь, найти контейнер не мог уже никто, поскольку сам «Медальон», этот своеобразный компас некогда использованный для их первичного отыскания, лежал под двухметровым слоем льда. Что нам было делать? Оставалось уповать только на время. Ледники-то ведь движутся и рано или поздно, но контейнер должен был спуститься в речную долину, где и вытаять. По приблизительным раскладкам, сделанным ведущими гляциологами Советского Союза, произойти это событие должно было где-то через пятьдесят лет после захоронения. Ошибка могла составить в ту и другую сторону примерно три года. И вот, начиная с мая 1990, мы принялись тщательно следить за всеми событиями, которые происходили в небольшой горной провинции Австрии. Точное место захоронения нам, к сожалению, не было известно и поэтому нам пришлось направить целых три группы альпинистов-любителей, которые с мая по октябрь лазали по горам с мощными биноклями, пытаясь высмотреть вожделенный контейнер. Трудов было много, и зачастую бесполезных, но как всегда помог случай. В местной газете напечатали пространную статью о несчастном случае, произошедшем в одном из горных лагерей. Место было подозрительно близко к интересовавшему нас району, и всем находящимся поблизости оперативникам на всякий случай было приказано выяснить подробности несчастного случая. Самое неприятное заключалось в том, что заметка была опубликована только после завершения судебного разбирательства и все участники тех событий успели разъехаться кто куда. Тем не менее, рук мы не опустили. За каждым из них было установлено наблюдение и довольно скоро выявилось, что накануне трагедии одна спортсменка из группы туристов оказалась свидетельницей весьма интересного происшествия. По её словам из ледяного склона недалеко от лагеря выпал некий трубообразный предмет, застрявший в промоине, как раз посередине небольшой горной речки. Причём, свидетелем этого события была не она одна, с ней рядом был спутник, который по непонятному стечению обстоятельств на следующий день и погиб. По версии официальных властей тот покончил жизнь самоубийством. Однако, в версию эту мало верится. Парень из приличной семьи, как говорится, без вредных привычек, при деньгах и без проблем в личной жизни. И согласись, странно всё выглядело. Ещё днём он веселился и радовался жизни, с девочкой этой заигрывал, а ночью вдруг в пропасть сиганул, ни с того ни с сего. Непонятно. А потом, спустя двое суток мне наши ребята докладывают о том, что один из членов той группы оказывается никуда и не уехал. Он остался в Австрии, и даже особо ни от кого не скрывался! Но пока мы этот факт установили, пока добрались до его убежища, где он после «самоубийства» своего напарника по связке отсиживался, того и след простыл. С большим трудом удалось выяснить, что он за это время перебрался в Англию и поселился в доме некогда бросивших его на произвол судьбы родителей. Странно, согласись. Ты, наверное, уже догадался, что речь идёт о твоём австралийском дружке. Мы предприняли его разработку и выяснили, что ни в какие официальные органы по поводу возможно доставшихся ему раритетов он не обращался. Он вообще вёл на удивление замкнутый образ жизни. Это наводило на некоторые размышления. Конечно, вполне возможно, что Улькер и не был связан напрямую с погибшим альпинистом. И не он подтолкнул дружка в пропасть, но сдаётся мне, каким-то образом он в этой истории поучаствовал. Как? Пока не знаю, но то, что вскоре после данных событий он так стремительно выдвинулся на Крит, говорит о многом. Этот остров давно у нас состоит на подозрении. О, – внезапно остановился у казённого вида здания генерал, – да мы с тобой, оказывается, уже и пришли.

Илья поднял голову.

«Управление геохимической экспедиции» – прочитал он скромную надпись на облезшей, словно бы вросшей в стену вывеске.

– Теперь учиться будешь здесь, – указал ему генерал на полуоткрытую дверь учреждения. Поднимешься на второй этаж, комната № 23. Обратишься там к Бровину Владимиру Михайловичу. Скажешь ему, что прибыл от Кирьянова по предварительной договорённости. Посылаю тебя к нему, поскольку он прекрасный преподаватель, и к тому же заслуженный геолог страны. Страны, правда, бывшей, но сам он и теперь он является одним из лучших специалистов в своей области. Две недели тебе сроку, и чтобы ты смог стать на уровень хотя бы студента первого курса геологического техникума.

– Но Борис Евсеевич… как же!? – только и смог вымолвить Илья.

– А как же, голубчик, – перебил тот его. Ты что же думаешь я могу послать тебя с ответственным заданием без должной подготовки, без знания предмета, без соответствующего прикрытия? Ответ, я полагаю, очевиден; – нет, нет и нет. И поэтому, будь любезен не возражать. А что бы легче училось, почитай на досуге вот это, – протянул ему Пасько упакованную в запечатанную коробочку дискету, узнаешь много, ну просто очень много интересного материала. Что ж, будь здоров, Илья Фёдорович. Генерал строго взглянул на замершего в ожидании дальнейших указаний майора и добавил, – будет трудно, звони…, поможем, чем сможем.

Поднявшись по выщербленной многочисленными подошвами каменной лестнице, Хромов тихонько, всё ещё не вполне веря в реальность происходящего, постучал в указанную генералом дверь. Прислушался. За дверью было подозрительно тихо. Он постучал ещё раз, громче.

– Ну, кто там барабанит? – раздался из комнаты раздражённый мужской голос, – да входите же, наконец!

Хромов толкнул дверь. За приставленным к одинокому окну столиком сидел небольшой лысоватый человечек неопределённого возраста, одетый в старомодный, истёртый на рукавах пиджачок.

– Владимир Михайлович? – выжидательно поклонился ему Хромов.

– Он самый, – приветливо улыбаясь привстал хозяин кабинетика, – заходите смелее. Так это вы, наверное, из Уральского ГОКа приехали?

– Нет, – мотнул головой майор, – я от некоего господина Кирьянова… пришёл.

– А-а-а, как же…? – непонимающе произнёс хозяин кабинета, будто. Стоп, – скомандовал он сам себе, – тогда вы, наверное, будете Илья Фёдорович. Да, я не ошибся?

– Совершенно верно, он самый.

– В таком случае, присаживайтесь, – несколько растерянно сказал Бровин, вновь опускаясь на своё место. Да, да, сюда. Честно говоря, – продолжил он, – я думал, что вы несколько моложе. Мне ведь говорили, что надо подготовить человека к поступлению во МГРИ.

– Я хоть и не так молод, – сокрушённо развёл руками Илья, – зато более понятлив, примерно так, как хорошо обученная такса.

– Что ж, – согласно кивнул хозяин кабинета, – и то верно. Терпенье и труд всё перетрут. Тогда скажите мне, Илья Фёдорович, так сказать для пущего знакомства, вы имеете какое-либо понятие о геологии, как о науке?

– Вообще-то я больше специалист в аналитической и общей химии, – принялся перечислять Илья, – в электронике смыслю, радиосвязи, и даже в устройстве автомобиля. Но по чистой геологии, я, честно говоря, чувствую себя полным профаном. Только и помню из институтского курса общей химии, что уголь бывает каменный и бурый.