— Ты имеешь в виду, что свое нынешнее состояние я сама на себя навлекла?

Миссис Крейги поджала губы.

— Только ты знаешь, так это или нет.

Прихрамывая, Лола добралась до двери, отворила ее:

— Ты, конечно, найдешь выход.

Еще долго после того, как шаги матери стихли за порогом, Лола стояла в коридоре, одной рукой опираясь на трость, другой ухватившись за дверную ручку. Она прислушивалась к доносящимся с улицы звукам: шаги, стук прокатившегося экипажа, громкий смех ребятишек, постукивание палки в руке ковыляющего мимо старика, хриплое карканье одинокой вороны.

Давайте снова вспомним паука, этот древнейший символ женского темного начала. Укус «черной вдовы», даже если не окажется смертелен, вызовет судороги. При необходимости самка пожирает самца и даже собственное потомство.

Спустя две недели миссис Крейги отправилась назад в Англию, так и не помирившись с дочерью. Она еще несколько раз ей писала, однако Лола ни разу не ответила на письма. Она упрямо продолжала бороться с болезнью, но не прошло и трех месяцев, как заболела воспалением легких и умерла. В конечном итоге ее прежде времени свел в могилу укус насекомого — хоть и не паука, а москита. Малярия, которой Лола заразилась в Индии, непрестанно подтачивала ее здоровье, приступы то и дело повторялись на протяжении многих лет. Говорят, что матери не должны хоронить своих детей. Разумеется, миссис Крейги не приехала на похороны, и в завещании Лолы ее имя упомянуто не было.

Не одна только мать полагала, будто Лола получила по заслугам. Многие газеты напечатали некрологи, в которых ясно звучало, что смерть Лолы — очередной аргумент против эмансипации женщин. Одна из газет прямо заявила: если пляшешь с дьяволом, за это приходится платить. Быть может, Лола и впрямь искушала судьбу слишком часто или же ей просто не суждено было дожить до старости. Много лет назад, в Париже, Александр Дюма объявил, что любовь Лолы несет в себе проклятие смерти. Однако в конце концов оказалось, что смерть приносит не Лола, а ее бессердечная мать.

Конец третьего акта

Лола Монтес умерла в возрасте сорока одного года; ее похоронили на кладбище Гринвуд в Бруклине. На могиле поставили простое белое надгробие с надписью «Элиза Гилберт». Среди ее бумаг была фотография невысокой хрупкой женщины с темными волосами, правильными чертами лица, твердым подбородком и решительно сжатыми губами. Лицо было миловидным, но в целом ничем не примечательным. Неужто она и есть та знаменитая красавица? Роскошная чаровница, покорительница мужских сердец? Удивительная и необыкновенная муза, вдохновительница поэтов и композиторов? Согласно надписи на обороте, фотография была сделана в Нью-Йорке в 1851 году, когда Лоле было тридцать два. Пламенная испанка, вдохновительница рапсодии, дуэли и революции, на поверку оказалась ирландкой, и в чертах ее лица не было ровным счетом ничего особенного. И только лишь глаза — большие, широко расставленные — говорили о живом порывистом уме.

От ее легендарной коллекции драгоценностей осталось одно старомодное кольцо с большим красным камнем. Кольцо это, упоминаемое в дневниках, очевидно, принадлежало ее матери. По словам миссис Крейги, отец Лолы подарил ей кольцо с рубином; лишь после его смерти она узнала, что оно — из прессованной меди со вставкой красного стекла. Душеприказчики отправили кольцо к ювелиру, потому что так положено делать. Однако ювелир, тщательно осмотрев его, чрезвычайно взволновался. Действительно, оправа была весьма скромная, хоть и не медная, а все же золотая; однако камень в ней оказался редкостный. В конце восемнадцатого века темные аметисты с Малабарского берега по-прежнему продавали под видом рубинов. Их даже называли «восточными рубинами». Поскольку эти камни встречались редко, со временем они приобрели огромную ценность. Ювелир предположил, что менее опытный специалист мог и ошибиться, определяя камень, посчитать его граненым стеклом. Когда в конце концов аметистовое кольцо было выставлено на аукцион, его купила юная начинающая актриса, желавшая приобрести талисман.

Дневники Лолы удивительным образом исчезли без следа.

В театрах и мюзик-холлах чередой объявлялись молодые женщины, каждая из которых утверждала, будто она — дочь Лолы Монтес. Наиболее убедительными казались аргументы предприимчивой особы из Баварии по имени Сусанна, которая прибыла в Америку через несколько месяцев после смерти Лолы. У нее оказалось несколько вещей, в прошлом несомненно принадлежавших знаменитой танцовщице, в том числе два больших альбома с газетными вырезками и полосатая шляпная коробка, где хранились испанская шаль, две мантильи, лакированный веер и резной перламутровый гребень.

Сусанна занималась тем, что воссоздавала на сцене самые известные танцы Лолы, причем исполняла их в подлинных костюмах — в мерцающем серебристом из Парижа, в черном бархатном из Лондона. С виду Сусанна была невзрачная, похожая на серую мышь, однако в танце она полностью преображалась. Зрители выходили из залов потрясенные и говорили о яркой, живой, чисто женской чувственности, о способности наэлектризовать аудиторию, о жизнеутверждающей стихийной силе.

* * *

В последний раз исполнен номер на бис, в последний раз любимцы публики поклонились, отгремел шквал аплодисментов, и наконец занавес окончательно опустился.

* * *

«Последнее откровение состоит в том, что ложь, то есть красивый, но не правдивый рассказ, суть истинная цель Искусства».

Оскар Уайльд

Я благодарю Брюса Сеймура за написанную им полную биографию моей героини и Макса Орфулса за вдохновляющий фильм; Брайана Кини, Билла Гамильтона, Кевина Граала, Фейт Эванс и Винсента Вудкока за их бесценную помощь в работе над ключевыми сценами; Десмонда Граала за его знание немецкого и испанского языков; Брайана Холдсворта за техническую помощь; Школу испанского танца в Лондоне и Рона Хитченса за их знание истории фламенко в Испании и в Англии; а также «Тирон Гутри Центр» в Монагане за то, что там мне было предоставлено место и время для написания первых черновых набросков.

Особая благодарность — Стиву Макдоноху и Брэндону, без которых не состоялось бы столь великолепное возвращение Лолы, а также самой Лоле, ибо она позволила мне написать об Ирландии и Испании — странах, которые мне очень дороги. И наконец, я хотела бы выразить глубочайшую благодарность моему другу Кевину и сестре Бриджит, которые неизменно меня ободряли и поддерживали.

Гениальная авантюристка, актриса, танцовщица и куртизанка, Лола Монтес была в центре внимания лучших мужчин своей эпохи — в нее были влюблены и Ференц Лист, и Александр Дюма-отец. Король Баварии Людвиг I был полностью сражен — он пожаловал ей графский титул и приличное содержание.

Понятие Лолы о свободе танца было весьма неоднозначным. На сценах крупнейших театров трех континентов она танцевала практически нагой, и пластика ее была далека от классических канонов.