– Мы знали, что Азаг-Тот остался на Земле, и верили, что он вот-вот призовет нас к себе, возродит Гиперборею и вернет замок Кадаф на берег священного озера. Мы верили, но сил оставалось все меньше и меньше. В Глубоком Бестиарии не растет Золотой Корень. – Ктулху нежно провел рукой по голове Вероники. – Там вообще ничего не растет.

– Но почему Великие Дома не преследовали вас?

– В Глубоком Бестиарии магическая энергия их Источников не действует, – объяснил погонщик рабов. – А наша сила, сила Золотого Корня, наоборот, максимальна. Эти ублюдки испугались.

– Но ваша энергия постепенно уменьшалась.

– Да. Те, кто мог, смешались с пылью Глубокого Бестиария, это позволяет оставаться в живых очень долго, а остальных усыпил Носящий Желтую Маску. Только он не потерял надежду. Только его ненависть заставляла нас верить, что Великий Господин жив и вернется к нам.

Ктулху снова замолчал.

– И что было дальше? – спросила Вероника.

– В Глубоком Бестиарии нет времени, нет жизни, нет ничего. – Погонщик рабов вздохнул. – Носящий Желтую Маску призвал меня незадолго до того, как ты открыла Врата Нанна. Он предвидел это. Может, это предвидение и питало его все эти столетия.

– А Великий Господин?

– Я ничего не слышал о нем с тех пор, как он запечатал за нами врата в Глубокий Бестиарий.

– Почему он остался?

– Мраморное небо недостойно Воплощенной Ненависти.

– Пусть его проклятие коснется нас, – услышав главный титул Азаг-Тота, Вероника машинально прошептала ритуальную формулу.

– Носящий Желтую Маску иногда общался с Великим Господином. Он рассказал мне, что Великие Дома так и не сумели уничтожить нашего повелителя, – жестко усмехнулся погонщик рабов.

– И где он сейчас?

– Здесь, в Тайном Городе.

– Неужели? – Вероника возбужденно поднялась на колени и, опершись руками на грудь Ктулху, заглянула в его глаза: – Ты не врешь?

– Даже лишившись нас, Великий Господин оставался серьезным противником для Тайного Города. Тысячи лет он воевал и убивал, тысячи лет он пытался окутать своей ненавистью этот мир. В конце концов, враги сумели одержать временную победу. Они думали, что справились, но Великий Господин заботливо посеял семена ненависти. Он вернется.

В глазах Вероники загорелись огоньки.

– Мы вернем его!

* * *

Муниципальный жилой дом

Москва, улица Молдагуловой,

1 августа, среда, 13.47

– Кортес, я на сто процентов уверен, что в этом гадюшнике никто не слышал о «стиме», – веско произнес Муба. – Здесь его никто не продавал и никто не употреблял. – Хван переложил телефон в другую руку и медленно огляделся. – Абсолютно точно.

Небольшая двухкомнатная квартира была хорошо известна всем окрестным наркоманам. В любое время дня и ночи здесь можно было разжиться и «герычем», и «салютом», и «джефом» для особо одаренных. Хозяева квартиры, опустившаяся супружеская пара неопределенного возраста, всегда «входили» в положение навещающих притон торчков и брали за «балду» не только деньгами, но и «натурой»: любопытный Лека разглядел на антресолях целый выводок видеоплееров и два компьютерных монитора. Откуда взялось это добро, хваны у барыг не спрашивали. Некогда было, они едва успели задать интересующие их вопросы.

– Ну, хорошо, – помолчав, сказал наемник. – Насчет «не продавал» я понимаю, это тебе доложил барыга. А вот откуда ты знаешь, что его не употребляли?

– Торчки поведали, – ответил Муба, сосредоточенно вытирая лезвие черного навского ножа. – Мы допросили всех, кто здесь был. Ты же сам сказал – искать любые следы.

Кортес снова помолчал.

– Кто-нибудь выжил?

– А какая разница? – Четырехрукий спрятал клинок в ножны и теперь вытирал нижние конечности вытащенной из шкафа наволочкой. – Тебя интересовал «стим»? Им здесь и не пахло.

Четверо из пяти человек, находившихся в притоне до прихода хванов, были свалены в большой комнате, на дешевом, уже пропитавшемся кровью паласе. Последний, хозяин квартиры, тихо стонал, лежа у ног Мубы. Несмотря на то что организм барыги был насквозь пропитан героином, он, к безмерному удивлению хвана, оказался поразительно живуч и никак не хотел умирать, хотя, по расчетам четырехрукого, должен был отдать концы еще семь минут назад. Маршалы хамелеоны отдавали предпочтение древней методике ведения допросов, действенной, но несколько грязноватой.

Кортес, разумеется, не мог видеть происходящее в квартире, но по интонации хвана наемник понял, что стало с притоном.

– Артем и Яна нащупали слабый след, поэтому можешь забыть о притонах.

– И что будем делать?

– Ближе к вечеру соберемся в одном клубе. Я перезвоню и скажу, куда подъехать.

– Понял.

Муба отключил телефон, убрал его в карман, посмотрел на все еще дышащего барыгу, покачал головой и прошел на кухню.

– Дозвонился? – Из ванны появился Лека, на ходу вытирая полотенцем руки. – Ты, кстати, ботинки испачкал.

Муба придирчиво осмотрел свою обувь, взял у напарника полотенце и тщательно стер с туфель бурые пятна.

– Дозвонился.

– И что?

– У нас есть время перекусить.

* * *

Сад имени Баумана

Москва, улица Старая Басманная,

1 августа, среда, 14.00

Несмотря на то что прошло уже много лет с тех пор, как Кортес оставил службу в военной разведке, его старые пароли и старые способы связи оставались действительными. Они были законсервированы, но не отменены, и Система в любой момент могла связаться со своим ветераном и попросить о содействии. И наоборот. Военная разведка никогда не забывала своих.

Особое место в способах связи занимала организация личных встреч. Необходимость их была очевидной: сообщение, пришедшее после длительного перерыва даже по самому законспирированному каналу связи, нуждалось в подтверждении, поэтому, покидая Систему, Кортес предусмотрел несколько вариантов встреч, известных только ему и еще одному человеку, которому наемник полностью доверял. «Точка три» была одним из этих вариантов.

Кортес припарковал «Навигатор» на улице, чуть помедлил, машинально разглядывая стоящие вдоль тротуара автомобили, хмыкнул и прошел в ворота Парка имени Баумана.

«Если не доверять этому человеку, то кому тогда вообще можно верить? А в случае подвоха им меня все равно не взять».

Уютный садик жил своей полусонной жизнью. Щебетали детишки, радостно шныряющие по детской площадке, со стороны летней эстрады доносились звуки попсовой мелодии, несколько бабушек лузгали семечки, азартно обсуждая превосходство старого «имперского» молока над нынешней «химией», а неподалеку от них, на скамеечке, сидел одинокий старичок в летнем костюме и забавной шляпе панамой. Казалось, он тихо дремлет, ожидая партнеров на партию в домино, но Кортес точно знал, что генерал-лейтенант русской армии Генрих Карлович Бергер терпеть не мог эту игру, отдавая предпочтение бриджу.