– Значит, Мансуров все-таки вооружился всерьез, – вздохнул Сергей. – Что это была за модель, не помнишь?

Петя отрицательно покачал головой:

– У меня не было времени это узнать. Инкассатор свалился как подрубленный, я вышел из оцепенения и бросился к Максиму. Бухнулся на колени, пытался зажать раны ладонями… На асфальт вытекло столько крови! У Макса подергивались ноги, и мне казалось, из-за них раны кровоточат еще сильнее… Я стянул свою рубашку, разорвал ее зубами, комкал ткань, затыкал эти проклятые дыры… Но у меня ничего не получалось, совсем ничего!

В его голосе прорезалось страдание. Ева положила ладонь ему на запястье, и Петя с благодарностью и нежностью взглянул на жену. Но больше, чем его взгляд, Илюшина поразило выражение ее лица. Ему неожиданно пришло в голову, что если бы каким-то фантастическим образом в то время Еве Полетовой стало известно о сделке с Рябовым, эта история могла бы пойти в непредсказуемом направлении.

– А потом я увидел двоих уголовников, – сказал Дидовец. – Тех, что приставили к нам, чтобы мы не сбежали. Уверен, они с самого начала наблюдали за происходящим, но вмешаться решили только теперь. Они были вооружены, быстро приближались, и до меня дошло, что никто не планировал оставлять нас в живых. Коврига – кажется, у него в руках была винтовка со спиленным стволом, – открыл огонь по второму инкассатору. Он промахнулся, пули забарабанили по фургону – громко, как град! – и тогда к нему подключился Губанов. Они вдвоем с ним расправились. Беднягу закрутило на месте, он упал лицом вниз и больше не шевелился. Ах, да! – вспомнил Дидовец. – У Губанова был пистолет «ТТ», тот самый, который Рябов отобрал у Антона.

«И который Антон с Максимом достали из люка», – про себя добавил Сергей.

– Покончив с инкассатором, он сплюнул, огляделся и пошел с этим пистолетом на меня. Я сидел на асфальте, весь в крови, рядом дергался Максим, а этот урод приближался ко мне с оживленным лицом. Клянусь, если бы его сфотографировали в тот момент и показали фото посторонним людям, они бы дружно объявили, что перед ними человек в приподнятом настроении. Он и выстрелил в меня очень легко, прямо как в тире, и даже не целясь. У меня дернулось плечо, как будто само… Однако боли я не почувствовал. Даже не сразу осознал, что ранен. Коврига в это время перезаряжал свою винтовку.

Петя замолчал. Он невидяще смотрел в окно, не чувствуя прикосновения жены. Его рука сама потянулась к раненому плечу.

14

Всего минуту назад он в немом изумлении таращился на инкассатора, не пытавшегося спасти ни деньги, ни собственную жизнь, а теперь сам замер, будто зачарованный, глядя на своего убийцу. Он не был парализован страхом. Можно было отползти за машину, можно было вскочить и побежать, однако Петя продолжал сидеть, прижимая к телу Максима бессмысленную тряпицу. Он не хотел спасать свою жизнь – вот в чем дело. Его жизнь не заслуживала того, чтобы быть спасенной. В гнусной гримасе идущего к нему уголовника Петя отчетливо различал ухмылку судьбы, воздающей по заслугам.

Время в соседних точках пошло с разной скоростью. Губанов еще только заносил ногу, чтобы сделать следующий шаг, а Мансуров уже оказался возле тела инкассатора. Дуло медленно перемещалось, пока не оказалось на одной линии с Петиной головой. Но там, где был Антон, секундная стрелка понеслась по кругу, как бешеная, сливаясь в слепящий диск, и когда Дидовец перевел глаза на Мансурова, он увидел, как дергается и подпрыгивает автомат в его руках.

Губанова швырнуло вперед, на Петю. В своем бесконечном полете он продолжал раз за разом вздрагивать, пока наконец не упал. Его щека смялась об асфальт, в глазах застыло удивление; несколько бесконечных мгновений он выглядел как обиженный ребенок, с силой прижавшийся к подушке перед тем, как уснуть.

А затем уснул.

Наступила оглушительная, неправдоподобная тишина. Петя даже сначала подумал, что его контузило, что он оглох, а вокруг продолжают кричать и стрелять. Он перевел взгляд на Антона и понял, что случилось. Мансуров расстрелял всю обойму. Коврига заорал что-то нечленораздельное, торопливо досылая патрон, и в этот момент появился еще один.

15

– Он возник буквально из ниоткуда, – медленно сказал Дидовец.

– Кто возник?

Илюшину пришлось окликнуть его еще раз, и только тогда Петя очнулся. Он с трудом отвел взгляд от окна и потер глаза, как только что разбуженный человек.

– Я встречал его раньше вместе с Мансуровым. Тихий мужчина с ничем не примечательной внешностью запомнился мне только тем, что никогда не смотрел в лицо, все время куда-то тебе за плечо, так что хотелось обернуться и проверить, что там происходит. Не помню, как его звали. Имя тоже было самое обычное.

Сергей мысленно кивнул. Самое обычное, разумеется.

– Мелкими шажками он подбежал сзади к Ковриге, – продолжал Дидовец, – и прежде, чем тот обернулся, ударил его чем-то в висок. Я не разглядел, что он сжимал в кулаке. Коврига охнул и выронил оружие. У него подогнулись ноги. Он стоял на коленях, покачиваясь, и, кажется, не понимал, что происходит. Я думал, этот человек его добьет, но вместо этого он отступил на несколько шагов и сделал приглашающий жест.

Мансуров наклонился над трупом охранника, а когда поднялся, в руках у него был новый рожок. Он перезарядил автомат – меня поразило, как умело он это проделал, явно не в первый и даже не второй раз в жизни, – и прицелился в уголовника, стоявшего на коленях. А потом расстрелял его. Без малейших колебаний. – Петя покачал головой и снова повторил, выделяя каждое слово: – Без малейших колебаний. С этого момента я перестал чувствовать происходящее, я имею в виду, воспринимать эмоционально. Регистрировал, что происходит, точно видеокамера, или, точнее сказать, фотоаппарат, потому что у меня в памяти осталась не запись, а отдельные кадры. Правда, их очень много. – Он горько усмехнулся. – Слишком много. С радостью уступил бы кому-нибудь этот старый архив.

– Одно из проявлений шока. – Бабкин полез за сигаретами, чтобы предложить и этому бедняге, вспомнил, что курить здесь нельзя, и мысленно чертыхнулся. – Ты и боль не ощущал?

Петя покачал головой.

16

Нет, боли не было, лишь огромная усталость, расплющившая его, как камень – лягушонка. Он опустил глаза и с удивлением увидел, что голова Макса лежит у него на коленях. В уголках глаз Белоусова собрались слезы, и Петя осторожно потянулся, чтобы вытереть их.

Дальше был провал в памяти. Может быть, он потерял сознание, или солнце ослепило… Когда он пришел в себя, Мансуров уже был возле них; он стоял на коленях, разговаривал с Максом ласково, как с ребенком, обещал, что сейчас они поедут в больничку и все будет хорошо, надо только немножко потерпеть, дружище, а потом станет легче, скоро будешь медсестричек щупать, хотя на тебя, пожалуй, все бабы в больнице сами набросятся, с тобой даже по городу невозможно шарахаться, девки дуреют, следом идут, как зомбированные, а теперь давай вот так руку, только аккуратно…

Петя один раз взглянул в лицо Мансурову, а потом стал пристально смотреть в другую сторону.