За несколько дней до этого мы всей комнатой отмечали день рождения вновь прибывшего комэска Шутенко. Утром Пятикопа и Веретенникова послали в Радзехов купить продуктов. Попросили достать того, чего не видели с довоенного времени: баранины, птицы и т. д. Ребята целый день занимались своими делами, а о нас вспомнили, когда на рынке уже ничего не осталось. На обратном пути они сумели достать барана и гусей. Закусон готовила жена упомянутого мужчины. Их пригласили на ужин. Во время пиршества женщина, подвыпив, сказала, что перед уходом из дома не досчиталась двух гусей. И ребята двух купили в Радзехове. Бывает же такое! Не думаю, что мы ели ее гусей, но куда же они тогда девались? Саша с Иваном и бровью не повели. О том, что это так, мы узнали от них на следующий день. Попав в город, они и не думали покупать гусей, которых потом пришлось бы тащить на себе несколько километров. Главным для них было пропустить горячительного, а уж потом думать о цели выхода в город. Возвращаясь с вязанками лука на шее, они увидели стаю гусей. Выбрав двух покрупнее, прихватили с собой. Чувствуя за собой вину, они в тот же день извинились перед хозяйкой и расплатились за украденную добычу. Женщина от денег не отказалась, процедив сквозь зубы «дзякую».

Для меня день рождения Миши Шутенко запомнился тем, что этой гусятины я не только не ел, но даже и не попробовал. Причиной тому послужил спирт. Раньше я никогда его не пил. А тут уговорили. Сказали, что, как только выпью, надо сразу запить водой. Осушив полстакана, начал запивать. И тут ребята решили подшутить надо мной. Вместо воды они подсунули мне кружку самогона. Понял я это, когда отпил больше половины. Перед глазами все поплыло. Я тут же свалился на койку и мгновенно отключился. С тех пор дал себе зарок больше не пить.

Подготовка полка к предстоящим боевым действиям подошла к концу. Закончилась она небольшим летно-тактическим учением с практическим бомбометанием и стрельбой на полигоне. В дивизии и полку снова побывал генерал-полковник Громов. На разборе учения он выступил перед летчиками. Говорил негромко правильным, грамотным языком. Слушать его было интересно, хотя ничего нового и особо поучительного он нам не сказал. Да оно и понятно – ведь лично сам он на задания, насколько нам было известно, не летал и поэтому повторил давно известные истины. Нас скорее интересовало не то, что он говорит, а сам факт его выступления – человека, перелетевшего вслед за Чкаловым через Северный полюс в Америку.

После завершения подготовки у нас появилось больше свободного времени. Чтобы как-то скоротать его, в полку, как и в других частях корпуса, командование вместе с политорганами развернуло художественную самодеятельность. Наша полковая, руководимая адъютантом 2-й эскадрильи старшим лейтенантом Малининым, неплохо себя показала. Особенно отличились в ней девушки, да и ребята не подвели. Среди них выделялся механик нашей эскадрильи Тарновский, напоминавший внешностью известного певца шестидесятых годов Гуляева. После успешного выступления самодеятельности на армейском смотре она стала постоянно действующей и просуществовала до расформирования полка. Самодеятельность разнообразила фронтовые будни летного состава, снимала психологическую усталость.

Наше пребывание на аэродроме Кшиве подошло к концу, а вместе с ним и передышка. Никто из нас не знал, когда начнутся боевые действия, но по обстановке в полку и приготовлениям все понимали, что скоро. 28 декабря 1944 года полк поэскадрильно выполнил полет на рекогносцировку нового района боевых действий без перелета линии фронта. В эти же дни пришло распоряжение перелететь на новый аэродром базирования. Ухудшившаяся погода не позволяла выполнить его за один день. Поэскадрильно и отдельными звеньями он проходил со 2 по 5 января 1945 года. Вначале полк сел на промежуточный аэродром Воля Ранижевская близ польского городка Жешув, а уже с него перелетели на Дзиковец или Мровля. 10 января мы снова произвели облет района боевых действий. Из-за сильной дымки, по видимости близкой к туману, и сплошной низкой облачности полеты проводились только звеньями, а то и парами.

На новом месте полк разместили в панском имении. Самого пана и его работников в доме не было. В имении полностью отсутствовало имущество и мебель. Все было попрятано или разграблено неизвестно кем. По тому, как выглядел дом, было видно, что хозяин был не бедным, любившим архитектурные излишества. Таких домов в провинции мне еще не приходилось видеть. Необычным нам показалось обращение местного населения. Слово «пан» резало уши, и вначале к нему никак не могли привыкнуть.

Это была одна из завершающих операций Отечественной войны. Проводилась она с 12 января по 3 февраля 1945 года. Перед началом боевых действий командование корпуса вместе с ведущими групп провело рекогносцировку местности, в районе которой предполагалось вести боевые действия. Мне довелось быть на ней. В целях маскировки все, кроме командира корпуса, были одеты в солдатскую форму. На Горлаченко была солдатская шинель с погонами старшего лейтенанта. Местность и характерные ориентиры для облегчения выхода на цели мы изучали с наблюдательного пункта артиллерийского полка. Представитель наземных войск показал нам цели, по которым должна была бить авиация. Это были цели, которые не были видны или плохо просматривались. Артиллеристы о них имели представление только по разведданным.

Как и ранее, перед началом операции в полку был проведен митинг с выносом знамени. На этот раз попросили выступить и меня. Хотя я и не очень верил в приметы, но хорошо помнил, что случилось с теми летчиками, которые выступали на предыдущем митинге. Но я сумел себя перебороть. У меня было предчувствие, что и на этот раз пронесет и я не погибну.

Митинг окончился, но ожидаемой команды «по самолетам» не последовало. Сплошная низкая облачность, видимость менее километра, временами снегопад не давали возможности использовать авиацию. Наш полк в этот день не летал. В районе аэродромов других полков погода была немного лучше. Там несколько вылетов произвели отдельные, самые опытные летчики, для некоторых они стали последними. В числе погибших был ветеран 621-го полка командир эскадрильи майор Прокопенко. Он врезался в высокий бугор около небольшого городка Скала. Войска фронта наступали с Сандомирского плацдарма без авиационной поддержки. Фактически поездка на рекогносцировку для первого дня боевой работы оказалась не нужной. Погода спутала все карты.

Свой первый вылет я совершил 12 января на уничтожение артиллерийских и минометных батарей. Слетали удачно, группа вернулась без потерь. Тяжелый вылет был 14-го числа. Его подробности свежи в моей памяти до сих пор. В тот день мне, как летчику, имевшему наибольшее количество полетов на разведку, Иван Иванович поставил задачу: в составе группы из четырех самолетов произвести разведку войск противника на дороге Вислица – рубеж реки Нивида в районе Казимежа, Велыки, Войцехува.

Из-за низкой облачности высотой не более 300 метров полет выполнялся без прикрытия истребителей. Кроме меня, в группу вошли заместитель командира звена Веретенников и двое ведомых, младшие лейтенанты Сельский и Чернышев, для которых это был первый боевой вылет. Почему Иван Иванович решил выпустить в такой сложный полет сразу двух молодых летчиков, мне до сих пор непонятно. Видимо, он считал, что при такой погоде встреч с истребителями противника не будет. Но вышло все по-иному. Полет проходил более-менее спокойно. В нескольких местах нас обстреляли из «эрликонов». Домой возвращались на высоте около 50 метров.