Пение звучало громче и настойчивее. Каспару стало тяжело дышать. Должно быть, это оттого, что легкие заполняются кровью. Брид крепче стиснула его ладонь, прижалась к нему, боясь потерять навсегда.

– Брид, я люблю тебя, – прошептал он, прощаясь. Брид погладила его по щеке, уложила его голову к себе на колени.

– И я тебя люблю.

И в сей миг Каспар понял, что это не истинная любовь, потому что Брид не стала частью его души. Он чувствовал, как по щекам у нее текут слезы, падают ему на лицо и смешиваются с кровью, выступившей у него на губах. Он едва мог дышать: в груди будто торчал острый нож. Ощущения притупились, и страх исчез. С годами, постепенно, стервятники Ри-Эрриш обгложут его тело, а после черви и личинки доедят все, что останется. Тог да умрет его душа, а вместе с нею – боль.

Уже не чувствуя больше руку Брид, он закрыл глаза. Как холодно… Каспар попытался сосредоточиться на ее голосе, потому что все еще, хоть сам и не мог говорить, слышал и хотел, чтобы она не замолкала, не оставляла его в одиночестве. Вскоре ему предстоит одиночество, одиночество вечное, отрешенное от блаженства Аннуина, от слияния с Матерью.

Брид его не оставила. Словно поняв, она прижала Каспара к груди, стала баюкать, как маленького, и все время тихо молилась Матери. Но никакими молитвами его боль исцелить было нельзя.

– Я тебя не брошу, Спар, – повторила она. Другие голоса. Брид теперь не шептала ему на ухо, а громко обращалась к кому-то. Может, к вернувшемуся Абеляру.

– Ты должен их позвать. Нам нужна целительная сила лесничих. Любой ценой, даже если мы присоединимся к отряду душ, который они ведут.

– А если они сообщат ловчим?

– Без их помощи мы лишимся Спара. Возможно, они не знают об облаве. Ты сам сказал, что они движутся медленно, значит, вышли из Абалона задолго до нас. Ведь ты уже ходил с ними и знаешь, чего ожидать. Ты сам рассказывал, что лесничие могут вылечить любые раны, полученные в лесу.

– Спрячьте Свирель, госпожа моя. И постарайтесь, чтобы лицо у вас было спокойное и мирное. Не хотелось бы идти с ними, но выбора у нас, кажется, нет.

Каспар понял, что его тащат на руках через кусты. Он знал, что из-за него под угрозу поставлена возможность добраться до прохода, но мало о чем мог думать, кроме своих мучений. Если лесничие сумеют прекратить боль…

Он открыл глаза и посмотрел на солнце. На золотое солнце, отраженное в очах лесничего.

– Мы несчастные души, – сказал Абеляр, – заплутавшие на пути через лес. Просим, проведите нас через ваши земли к Великой Матери и новой жизни.

Холодная рука с длинными пальцами легла Каспару на лоб, и кругом зазвучала музыка так, наверное, пели бы нарциссы и колокольчики, если бы только умели. Под язык ему положили полоску коры. Спустя несколько минут боль исчезла без следа, словно была лишь грязью, которую смыло водой. Рваные раны там, где волк вонзил зубы ему в грудь, остались, однако Каспар чувствовал, как возвращаются силы. Чувствовал, что легок, будто перышко.

– Пойдете с нами, – бесстрастно приказал лесничий.

Каспар понял, что поднялся на ноги и шагает рядом с Брид. Та не сводила с него глаз, словно боялась, что он упадет. Вместе с ними шло, порой с трудом передвигая ноги, больше четырех десятков душ. У многих на лицах не было никакого выражения, иные с надеждой смотрели вперед, а кое-кто оглядывался, желая, должно быть, знать, как дела у оставшихся в мире живых, но все они шаг за шагом примирялись со своей смертью. По большей части души принадлежали людям, однако было и несколько таких, кто, подобно Папоротнику, претерпевал преображение из животного в человека. Одна несчастная душа время от времени падала на четвереньки, мотала головой и брыкалась по-лошадиному; выглядело это совершенно нелепо. Каспар решил, что, будь он лошадью, он бы и не хотел делаться человеком. Человеческая жизнь слишком сложна. Папоротник, возбужденно шнырявший впереди, пытался пообщаться со всеми сразу. Большинство не обращало на него никакого внимания, а некоторые даже злились, когда он на них наталкивался.

– Зря это мы, – сказал лёсик Абеляру. – Теперь все пропало. Все!

– Помолчи-ка, малыш, да подумай минутку.

– Не-а, – не унимался Папоротник. – Ты только посмотри вокруг. Повсюду охранники, а в колчанах у них полно серебряных стрел на случай, если мы попытаемся прорваться.

– Послушай, – мягко сказала ему Брид. – Сейчас это наша лучшая возможность. Лесничие отведут нас прямо к проходу и к тому же будут защищать от зверей. Ловчие и не подумают, что мы можем быть тут.

– Так-то оно так, да ведь мы же все в Аннуин идем, а мне домой надо, ясно тебе?

– Послушай, Папоротник, мы все понимаем, – с истощающимся терпением проговорил Абеляр. – Но нас ведут к проходу, а у Брид есть Свирель. С лесничими нам лучше всего.

– Не верю я тебе. Нам надо одним идти.

– Нет, Папоротник. Так лучше, – мягко, но властно сказала Брид.

Маленький лёсик взглянул на нее снизу вверх и доверчиво пошевелил носом. Тому, что говорила Брид, он явно доверял больше, чем словам Абеляра. Папоротник пристроился рядом с девушкой и только время от времени принимался прыгать на ходу, а на лучника поглядывал сердито.

Абеляр сильно выделялся среди других душ. Одежда его напоминала Каспару о вызолоченных иллюстрациях в старинной книге сказок, которую он любил разгляды вать в детстве.

Юноша еще не до конца оправился от испуга после нападения волка, и успокаиваться стал, только пройдя медленным шагом много миль. В любом случае сейчас опасности нет. Однако, как и Папоротник, он начал тревожиться: стоило ли идти с лесничими? Вдруг те поймут, что они не хотят переходить в Аннуин? Что тогда – отведут их обратно в темницы Абалона или выдадут ловчим?

Лесничие, похожие на эльфов, легким шагом шли по обе стороны от колонны, управляя ею при помощи не прерывающейся песни. Что-то в их лицах беспокоило Каспара: похоже, лесничим не терпелось воспользоваться своими прекрасными золотыми с серебром луками. Подтянутые и бодрые, они в любой момент были готовы к попытке какой-нибудь души скрыться в лесу.

– Что им толку пытаться бежать? – спросила Брид.

– Те, кто так же не способен смириться со своей смертью, как Папоротник, ищут способа вернуться, – ответил Абеляр. – В основном они направляются обратно к Абалону, надеясь, что смогут убедить Нуйн отпереть дверь в сердце замка.

Каспар старался не смотреть на свою грудь. Боли не было, но глубокая рана дурно пахла и выглядела страшновато. Рукой он то и дело бессознательно потирал голову там, где лишился нескольких волос. Получившаяся залысина его раздражала.

Вдруг сзади послышался грохот копыт и фырканье. Лесничие поспешно отогнали своих подопечных на обочину тропы. Буйволы! Каждый как две капли воды напоминал другого. Каспар понял, что это все одно стадо, вне всякого сомнения, одновременно пущенное под нож.