– А этого соседа случайно не Стас зовут? – спросил я.

– Откуда ты знаешь? – поразился Инди.

– Ну и как, набил он морду Ленкиному соседу?

– Да. Я рассказал друзьям о том, откуда у нас взялось ружье.

– Кстати, на счет ружья, – вспомнил Джонс. – Полупан велел вам подумать над тем, как это ружье появилось. Мы все должны говорить одно и то же. И еще он сказал, что пропало немного денег. Но тут без проблем. Все номера купюр переписаны. Они были из числа тех, что Тихонов отдал Чебоксарову за бренд. Деньги скорее всего найдут быстро. Я краем уха слышал, что номера дадут во все крупнейшие магазины и банки, – мы с Жанной и Беатрисой переглянулись. – И еще, Полупан велел передать, что сегодня он обязательно придет, но позже.

Мы в свою очередь рассказали Индиане в деталях о том, как прошла наша встреча с Захаровым. В самом конце, на эпизоде с взорвавшимся ружьем, парень сильно загордился тем, что это именно он неправильно набил патроны.

– Вот что крест животворящий делает! – не в тему воскликнул он.

Мы решили не ужинать до прихода Полупана и китайцев, но чтобы не умереть с голоду заморили червячка, потом расселись в зале и стали обсуждать Аркашку.

– Я почти догадалась, что это он, – заявила Жанна, – когда ты назвал котенка именем убитого, а Аркашка вспылил. Его это задело.

– А я видел, когда следил за тобой, – прозрел Индиана, – как Аркашка выскочил из машины после тебя и побежал в сторону забора у Чебоксаровского офиса. Я еще тогда подумал, что все это странно, а на следующий день, когда услышал про убийство, мог бы догадаться.

Я тоже вполне мог понять, что убийца – Аркашка, когда он лажанулся на счет папки. Откуда он мог знать, что она лежит на столе у Чебоксарова, если не входил в кабинет? Я высказал это товарищам и подытожил, что все мы хреновые сыщики.

Беатриса в наших воспоминаниях участия не принимал. Пока мы делились впечатлениями, он достал из папки московские документы и принялся внимательно изучать их в сторонке сидя на кресле и водрузив на нос мутные мужские очки. Иногда он сопел, перебирая бумажки, иногда останавливался и смотрел в пол, потом тяжело вздохнул и произнес:

– Все эксперты, как один утверждают, что автограф поддельный.

Смысл его слов до нас дошел не сразу. Дольше всех в него врубался Индиана. Когда он понял значение слов, то недоверчиво произнес:

– Расскажи это на конкурсе молодых талантов.

Потом все же взял бумаги из рук деда и углубился в чтение. Изучив документы, он нервно расхохотался и сказал:

– Да что они могут, эти наши придурки!? Откуда они что знают!? – потом подумал и добавил: – Надо ехать в Америку.

Лето кончилось внезапно. На смену ему пришла рыжая тетка и разметала по полям спутанные кудри. Из-под колес машин стали выпрыгивать желтые кружки и плясать вслед. Иногда шел дождь. В такую погоду крестьян неудержимо тянет копнить и скирдовать. А их платкастых подруг прибивает к обочинам дорог с пластмассовыми ведрами полными красных яблок.

Мы ехали на том самом темно-синем москвиче из аэропорта обратно в город. За рулем сидел Индиана, рядом с ним Беатриса, а мы с Жанной на заднем сиденье. Я уезжал в Москву и давно бы уже летел в самолете, но в аэропорту, увидев, что я боюсь, Жанна убедила меня сдать билеты и поехать на поезде.

Она сказала, что признаться всем в том, что тебе страшно лететь на самолете это смелый поступок. Мало того, с поезда можно в любой момент сойти и вернуться обратно. Я так и не понял, зачем она сказала последнюю фразу.

Мы ехали на вокзал. Мои попутчики в один голос утверждали, что купить билеты до Москвы можно без проблем. Тополя махали нам приветственно, в том же ритме, что час назад кивали в спину, провожая.

Индиана в который уже раз требовал, чтобы Беатриса рассказал ему о том, как мы выходили с витаминного завода. Ему нужны были подробности. Сколько машин, какого цвета у них были мигалки и подбегали ли к нам возбужденные репортеры. Эта история наделала много шума в газетах. Почему-то именно она дала повод репортерам выплеснуть всю грязь на Захарова. И если поначалу наверху защищали новоявленного депутата, то потом хором поспешили от него отречься. Аркашка выжил, ему удалили половину кишечника, половину желудка и треть печени. Теперь он лежал в тюремной больнице и ждал суда.

Индиана оказался человеком не азартным, машину он не гнал и казалось хотел продлить прощание со мной.

– Знаете, – сказал он, – я всегда мечтал, чтобы это произошло со мной. Завод горит, я выхожу из развалин весь израненный, а на встречу мне прекрасная Мэрилин.

Мы с Жанной не очень прислушивались к его болтовне, да и Беатриса, казалось, тоже.

– А здорово, что китайцы купили у тебя все твои картины, – обратился он к деду. – Теперь ты настоящий богач. Это правда, что китаянка обещала устроить твою персональную выставку в Пекине?

– Да, – ответил Беатриса.

– А Полупан оказался хорошим дядькой, – продолжил Джонс. – Ловко он отмазал нас на счет ружья.

Спорить с ним никто не стал.

Жанна держала меня за руку, а я никак не мог разобраться, трусливый я человек или храбрый.

На вокзале, простояв немного в очереди, мы действительно без всяких проблем купили билеты на московский поезд, который отходил через пятнадцать минут. Уже объявили платформу и путь, состав был подан.

Мы подошли к моему вагону и в нерешительности остановились.

– Ну, что, – начал я, – пока что ли?

Все молчали.

Индиана взял меня за рукав и отвел в сторонку.

– Хочу поговорить с тобой наедине, – скал он. – Эти двое надо мной смеются. А я не верю, что автограф фальшивый. Если поеду в Америку, можно пожить у тебя в Москве, пока выдают визу?

– Без проблем.

– Спасибо.

Он немного помолчал, потом произнес:

– Жизнь, Форест, это коробка конфет – никогда не знаешь, с какой начинкой тебе попадется.

– Да уж, – глупо согласился я.

– Ну, скажи, – попросил Индиана.

– Что?

– То, что нужно. Неужели не догадываешься?

– Нет.

– Ты должен сказать: “I’ll be back”.

Я подумал и сказал:

– Hasta la vista, baby!

Индиана пожал мне руку с неожиданной силой.

Дурной пример оказался заразительным, после Джонса меня отвел в сторону Беатриса.

– Слушай, сказал он. – Есть одна вещь, о которой ты не знаешь. О ней никто не знает. На самом деле жена ушла, когда в один прекрасный момент застала меня в ее нижнем белье. Причина развода я сам. Мало того, обосновавшись за границей, она хотела забрать дочь, но я устроил так, что ее больше не пустили в Союз. Всю жизнь я врал.