Постояв немного в густом лесу, пока улетел фашистский самолет, мы пошли открытым берегом в третью роту, командный пункт которой возвышался на берегу, как степной скифский курган. Шли мы неторопливо, разговаривая, любуясь прекрасными прибрежными рощами и широкой гладью реки. Мы были уже на траверсе дзота, когда из-за него, а может быть, именно по нему ударил немецкий пулемет. Стая пуль, словно ночные нырки, просвистела над нашими головами. Мои корреспонденты как ошпаренные рванулись в стороны — Чивилихин к берегу, Кондратский к болоту. Попадав на землю, перепуганные, оба смотрели на меня непонимающими глазами. Давно не видев подобной трусости, я от души расхохотался. Видя, что я стою на месте и смеюсь, они как-то нехотя поднялись с земли и чуть ли не на цыпочках, потихоньку, стали приближаться ко мне, словно боясь, что и я могу взвизгнуть, как пуля.

— Чего вы разбежались? — сквозь смех спросил я.

— Как чего?! Ведь стреляют! — разом ответили оба.

— Ну и что же?

— Как «что же»? — почти со злостью переспросили они. — Может и убить.

— Гм-м. Вообще-то, пуля, разумеется, может убить человека, если только она попадет в опасное место. Но, во-первых, ту пулю, которая тебя убьет, ты никогда не услышишь. А во-вторых, та пуля, которую ты слышишь, никогда тебя не убьет. Ну, а в-третьих, ведь было хорошо слышно, что пули ушли гораздо выше нас, чего же их бояться?

— Эге-э, товарищ батальонный комиссар, такая философия нам не подходит. Бежим скорее к дзоту!

К счастью, Шарапов оказался на командном пункте роты, и нам не пришлось идти на его огневую точку. Взяв необходимое интервью, мы в тот же день вернулись на командный пункт дивизии.

«Ни шагу назад!» Прорыв. В окружении. Первая ночь в воронках. Враг атакует ночью. Колодец. Попытка связи. На восьмые сутки...

«Ни шагу назад!»

Готовилось новое наступление на Кириши.

Собственно говоря, Киришей как населенного пункта давно уже не существовало. На месте села лишь кое-где оставались полузасыпанные кюветы да дренажные канавы. От домов, зданий и сооружений не осталось даже фундаментов. Сохранилась лишь группа кирпичных строений бывшего химкомбината внизу, у самого берега Волхова, причем и эти строения были полуразрушенные, но немцы все-таки гнездились в этих развалинах, не имея ничего лучшего для укрытия.

Задача перед наступающими ставилась одна: выбить фашистов из развалин химкомбината, раз и навсегда очистить правый берег Волхова от оккупантов.

Военное положение на юге нашей страны становилось все более и более тревожным. Наши войска оставили Миллерово, Ворошиловград, Ростов-на-Дону и другие города. Немцы развили стремительное наступление на Кавказ и в излучину Дона — в направлении Сталинграда. Судя по сводкам Совинформбюро, отступление наших войск на юге страны скорее было похоже на позорное бегство.

В силу ли возникнувшей неблагоприятной ситуации на юге страны или по каким-либо другим, неведомым нам причинам мы по-прежнему не получали сколько-нибудь удовлетворительных подкреплений, за исключением небольшого числа выздоравливающих из местных госпиталей и медсанбатов. Между тем перед нами ставились все новые и новые боевые задачи.

Готовясь к очередному наступлению, командование дивизии, что называется, подмело все тылы, штабы, артиллерийский полк и даже медсанбат. Все, способное носить оружие, было собрано по всей дивизии. Подготовка к наступлению длилась всего неделю. И вот, разделившись на две группы, наступающие стали готовиться к выходу на исходные позиции. Боевым приказом было установлено, что наступление должно вестись обеими группами последовательно, одна за другой, используя артиллерийский вал. Подробно указывалось: как только первая группа достигнет окопов противника, вторая группа должна немедленно поддержать первую, дав последней возможность развивать наступление дальше, вплоть до химкомбината.

Все было готово. Солдаты были хорошо и полностью экипированы. Оружие, боеприпасы и неприкосновенный запас проверены и оказались в должном порядке. С рассветом на одной из красивых полянок в большом лесу были выстроены обе боевые группы. К нам прибыли командир, комиссар и начальник штаба полка. Командир объявил, что сейчас, перед выступлением на исходные позиции, будет объявлен приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина, который слушать приказано со вниманием. Несмотря на команду «смирно», ряды зашевелились. Начальник штаба вышел на середину и стал громко, членораздельно читать приказ:

— Наш советский народ, — говорилось в приказе, — горячо любил и продолжает любить свою Красную Армию за те ее героические подвиги, которые она совершила в годы Гражданской войны, в период разгрома японских империалистов на озере Хасан и на реке Халхин-Гол. Своими ударами под Ростовом-на-Дону, под Тихвином и под Москвой зимой прошлого года Красная Армия показала, что она может бить оккупантов и бить очень хорошо и умело. Однако в нашей армии почему-то взяли верх отдельные трусы и паникеры, которые нередко увлекают за собой части армии на позорный путь бегства от врага. Эти распоясавшиеся трусы и паникеры дошли до того, что, отступая на Южном фронте, не только без боя оставляют врагу города и села, но даже «забыли» взорвать за собой единственный железнодорожный мост на Кавказ через реку Дон в городе Ростов-на-Дону, по которому гитлеровцы на их же плечах ворвались на Кавказ.

Теперь советские люди, видя, как Красная Армия бросает врагу свои родные села и города, а сама утекает на восток, стали ненавидеть и проклинать ее...

Начальник штаба читал, и эта горькая правда оглушила нас, как обухом по голове. Хотя мы и не намерены были отождествлять себя с теми трусами и паникерами, о которых говорилось в приказе, но ведь мы тоже были частью той армии, которую наш народ стал «ненавидеть и проклинать». Строй замер, слушая это горькое, но правдивое обличение. Строй стоял в положении «смирно», но солдаты волновались, их лица были возбуждены, а глаза словно слепы, они явно переживали и напряженно думали. Приказ заканчивался строго и повелительно: «Ни шагу назад!»

Этот приказ — «Ни шагу назад!» — произвел на нас огромное, нет, величайшее впечатление и воздействие. Когда мы слушали его, нам казалось, что строгий выговор с последним предупреждением дает нам не Главнокомандующий, а сама наша добрая и любимая, наша ласковая мать-Родина, которая уже не в силах дальше терпеть недостойное поведение своего любовно воспитанного детища. Хотя факты, приводившиеся в приказе, целиком и полностью относились к войскам Южной группы, тем не менее чувство ответственности за судьбу Родины всколыхнуло душу каждого солдата и офицера, всей армии. Каждому теперь хотелось на деле доказать свое мужество, стойкость и умение беззаветно бороться с ненавистными захватчиками.

После объявления приказа Верховного Главнокомандующего проводить какое-то инструктивное совещание или беседу о задачах солдата и офицера в бою было излишним, каждый сам обдумывал, что он должен делать, чтобы изгнать гитлеровских захватчиков с родной земли, смыть позор, которым покрыли нашу армию трусы и паникеры.