Сара приподнялась на локте. Очень хотелось спать. Спать дни, недели, однако сейчас надо пошевеливаться. Она посмотрела на Тима Фили — и тотчас почувствовала, что все мучения были не зря.

Он сидел на полу, прижав колени к груди — голова опущена, глаза закрыты, — и едва заметно покачивался.

— Тим? — проскрипела она: горло пересохло. — Ты как?

Он поднял голову. Правая сторона лица превратилась в сплошной фиолетово-багровый синяк от линии волос до подбородка. Высохшая кровь проступила на черной линии тянувшегося по лбу шва. Вокруг обоих глаз чернели круги.

— Скорее никак, чем как, — ответил Тим. — Я долго был в отключке?

Сара сделала глубокий вдох, а затем выдала Тиму сжатую версию всего, что знала сама: смерть Цзянь, Колдинг, выгнавший самолет в шторм, бомба Магнуса, аварийная посадка и мучительный путь к коровнику Свена.

Несколько мгновений Тим сидел молча, переваривая услышанное. Потом осторожно потер распухшее колено, морщась даже от легкого прикосновения.

— В общем, все умерли, кроме тебя да меня. Меня б тоже не было, не протащи ты мою задницу в буран целую милю?

Сара кивнула.

— Спасибо, — сказал Тим. Проще слова быть не могло, как не могло быть искреннее взгляда благодарности и неподдельного изумления в его глазах. — Значит, Румкорф завалил всю работу… Надеюсь, он не выжил.

Пьюринэм окинула коровник взглядом — на этот раз внимательным, не упуская деталей. Чисто типовое сооружение: проход пятнадцать футов шириной, достаточно просторный для проезда большого сельскохозяйственного трактора. По двадцать пять стойл вдоль каждой стены. Над каждым стойлом рядом полные сеновалы — все под высокой сводчатой крышей, поддерживаемой толстыми деревянными стропилами. Несколько мелких птичек порхали там, негромким тоненьким чириканьем придавая оптимистичные нотки их мрачной ситуации. Большие коровьи головы торчали почти из всех стойл, огромные черные глаза с удивлением разглядывали лежавших на полу чужаков. Первое стойло слева от откатной двери вместо коровы приютило новенький снегоход «Арктик кэт». Находка не особо обрадовала: на нем можно удрать отсюда — но куда?

— Тим, здесь оставаться нельзя. Как колено?

— Да хрен его знает как. Похоже, чашечка разбита. Опираться на ногу точно не могу.

Сара покачала головой.

— Я едва не сдохла, пока тащила тебя сюда. Ты пойдешь со мной, и пойдешь ножками. Я тебе помогу, но ты точно идешь со мной.

— А как же буран? Здесь тепло…

— Ветер уже не такой сильный: шторм, похоже, выдохся. А это значит, вот-вот сюда нагрянет Свен — коров проведать.

— Но ведь нам нужна помощь. Мне больно, мне нужен доктор.

Сара потерла глаза. Ну почему единственный, кроме нее, спасенный не Алонсо, не кто-то из Двойняшек — ребята с характером, — а этот трусливый хорек?

— Тим, послушай меня. Если Магнус прознает, что мы выжили, он нас достанет. Мы все еще слишком близко от самолета. Нам надо уносить отсюда ноги и попытаться найти Колдинга. Может, этот снегоход пригодится.

Тим посмотрел на «Арктик кэт», но мысленно охватил куда большую картину.

— Разве не Колдинг дал нам команду на взлет? Как ты можешь ему доверять после этого?

Сара сделала медленный вдох. Она не могла доверять Колдингу. Но те ночи, что они провели вместе, слова, что он говорил ей… По самой меньшей мере, он представлял куда меньший риск, чем Гюнтер, Энди или даже Клейтон.

— Я не знаю, можем ли мы доверять ему.

Снаружи гавкнула собака, и оба замерли.

Дверь амбара откатилась, открыв лишь небольшую щель. Сара схватила Тима за руку и дернула его в стойло как раз в то мгновение, когда дверь еще чуть отползла, швырнув на пол коровника золотистый прямоугольник ясного зимнего солнечного утра.

Свен Баллантайн налег на дверь в третий раз. Снегу на дверь намело высоко, отчасти блокировав проход, частично подморозив полозья. Открылась она ровно настолько, чтобы он смог проскользнуть внутрь. Муки шмыгнула ему между ног и забежала в коровник, яростно виляя хвостом. Она носилась от коровы к корове, всем своим видом говоря «привет!» друзьям, по которым так соскучилась за время шторма, бросая на каждую корову короткий внимательный взгляд и напоминая им всем, мол, вот она, опять здесь и она здесь старшая.

— Успокойся, девочка, — сказал Свен. — Ручаюсь, они тоже по тебе соскучились, э?

И тут Свен Баллантайн услышал мычание.

Во всяком случае, ему показалось, что услышал его. Только звук прилетел не из коровника.

Он выглянул в открытую дверь на ослепляющий белый простор своего заснеженного скошенного луга, сейчас похожего на застывшее поле белых волн, убегавших полого вверх к мощным соснам на краю леса.

«Му-у-у-у!»

Вот, опять. И явно не грезится.

Муки принялась лаять, длинное «гав-гав-гав-гав» — своеобразный сигнал тревоги, обычно зарезервированный для белок-нарушителей или наглых кроликов. Но Свен не видел, не оглянулся посмотреть, как подняла Муки шерсть на загривке из-за двух потрепанных людей, прячущихся в стойле, припавших к полу у черно-белых ног законного обитателя стойла.

«Гав-гав-гавгавгав!»

— Помолчи-ка, подружка, — бросил Свен.

«Му-у-у-у!»

Ну, точно. И не одна корова, несколько.

«Гавгав-гав-гавгав-гав!»

— Да заткнись ты, я сказал!

Крик подействовал на Муки, как шлепок свернутой в трубку газетой: голова опустилась к полу, хвост загнулся между задних лап.

Свен вышел из коровника. Он вгляделся в дальний край ослепляющего поля, пытаясь уловить движение. Пришлось щуриться — отраженный свет бил в глаза. Там… коровы. На самом краю его поля.

Свен толкнул дверь, чуть расширив проход, вошел внутрь и забрался на «Арктик кэт». Снегоход завелся сразу. Звук двигателя сдул Муки прочь от двух людей, которых его хозяин не заметил. Собака тявкнула на снегоход и проделала три стремительных круга.

Свен вывел сани из коровника и поддал газу. Муки помчалась следом, не переставая лаять.

1 декабря, 07.31

Клейтон сидел в уютной теплой кабине «Наджа». Из динамиков лился голос Фрэнка Синатры. Синатра… да, любил мужик закладывать за галстук. Клейтон с нежностью вспоминал свои первые дни на острове, когда он, Фрэнк и Дин напоили Сэмми. Когда Сэмми отключился, Клейтон заменил стеклянный глаз певца шариком от подшипника. На следующее утро Сэмми перепугался до смерти, но Фрэнк решил, что шутка получилась классной.

Здесь всегда так красиво после большого шторма. Самое красивое место на земле, ей-богу. Не было и дня, чтобы Клейтон не благодарил Господа за то, что дал ему прожить на острове вот уже более пятидесяти лет, да еще получая за это деньги.