…И не обратил внимания на то, что Фризское Чудовище взглянул на него с нескрываемым ужасом: «А ведь кто знает, — прочитывалось в его глазах, — что придет в голову этому экспериментатору завтра, нет, уже через час?!».

— Позвольте, — вновь неожиданно вмешался в их, уже по существу угасающий, разговор комендант лагеря «дождевых червей». — Увлекшись спором, вы почему-то забыли о необходимости сотворять не просто зомби, а зомби-арийцев. Поэтому нам нужны женщины-арийки, чтобы хоть частица крови была германской.

— Не знаю, имеет ли это какое-то значение, когда речь идет о зомби, — пожал плечами Крайз.

— Имеет, — убежденно молвил фон Риттер.

— …И не сочтут ли наши борцы за чистоту арийской крови кощунственной саму попытку производить зомби под «маркой» арийцев? — стоял на своем Фризское Чудовище.

— У нас будут свои аргументы. Зачем нам плодить зомби, не имеющих арийской крови?

— А вы какого мнения об этом, барон? — обратился комендант к Штуберу.

— У нас существуют специальные бордели ариек, которые именуются «Святилищами арийцев».

— Пребывая в которых, женщины-доброволки призваны рожать от истинных арийцев «детей рейха», — согласно кивнул фон Риттер.

— Если эту идею подкинуть Скорцени, ничто не помешает руководству одного из таких «Святилищ арийцев» сформировать специальную группу любовниц зомби.

— Уверен, что вскоре Скорцени побывает у нас, — сказал Крайз, — так что у вас, господа, будет возможность убедить его. Правда, не уверен, что попытка увенчается успехом.

14

В комнату, где погруженный в заунывное бессмыслие восседал с бокалом вина в руке Гиммлер, обер-диверсант рейха вошел, как оскорбленный в своих лучших чувствах режиссер — в уборную взбунтовавшегося второразрядного актера. Нет, так работать нельзя. Это уже не театр, а черт знает что!

— Имперская Тень понадобился нам уже сегодня? — спросил он, едва заметно приподнимая в приветствии руку. В последнее время он вообще избегал «фюрерского приветствия», предпочитая — да и то в редких случаях — прикладывать пальцы к козырьку фуражки.

— Понимаю, — проворчал Гиммлер, — что это ваш человек, причем один из ваших учеников.

— Из талантливых учеников, — заметил Скорцени, вопросительно посматривая на вошедшего чуть раньше него Кальтенбруннера. Однако тот высокомерно отвернулся.

— Тем более, пора решать его судьбу, — молвил Гиммлер. — Или вы так не считаете?

— Так считают все, кому известно о существовании Великого Зомби.

— Это его так называют — «Великий Зомби»?

— Он этого заслуживает. А что касается его судьбы, то проблема в том, что решение ее каждому видится по-своему.

— И все же, нельзя слишком долго оставлять наедине со своими мыслями человека, способного ввести в блуд фюреропочитания кого угодно, вплоть до руководства службы безопасности.

Скорцени и Кальтенбруннер едва заметно переглянулись. «Могли Гиммлер каким-то образом узнать о конфузе, который только что произошел в коридоре замка? — прочитывалось во взгляде каждого из них. — Или же рейхсфюрер имеет в виду себя?».

— Такого человека вообще нельзя слишком долго оставлять без присмотра, — сказал Кальтенбруннер. — Никто не знает, что он, в конце концов, возомнит о себе. И чем это кончится.

— Обычно такое кончается виселицей, — напомнил ему Скорцени. — Однако не хотелось бы, чтобы история Великого Зомби, именуемого еще Имперской Тенью, закончилась столь плачевно.

Адъютант Гиммлера наполнил бокалы всех троих и вопросительно взглянул на шефа.

— Сомневаюсь, что Зомбарт действительно способен сколько-нибудь долго пребывать в роли фюрера, — проговорил Кальтенбруннер в бокал, словно в рупор.

«Видно, Кальтенбруннер решил нанести удар первым, — понял Скорцени. — С его стороны это, конечно, непорядочно, но что поделаешь?». Но вслух произнес:

— Именно это мне и хотелось бы выяснить, господин обергруппенфюрер.

— И сделать это можно уже сейчас, — добавил Гиммлер. — для этого мы, собственно, и собрались.

— Хотя для того, чтобы талант лжефюрера раскрылся по-настоящему, следовало бы сделать вид, что мы воспринимаем его как фюрера.

— Это недопустимо, — проворчал шеф РСХА. — А по отношению к фюреру еще и непорядочно. И вообще, проще было бы его убрать. Стоит ли рисковать, имея под рукой человека, способного выдавать себя за фюрера, вводя при этом в заблуждение тысячи людей?

— Считаете, что пора вообще избавляться от всех двойников фюрера, дабы исключить появление одного из них в качестве оригинала? — прямо спросил его Скорцени, хотя делать этого не следовало. Зачем провоцировать Кальтенбруннера на категоричность?

При всей той независимости, с которой держался Скорцени как руководитель имперской диверсионной службы и личный агент фюрера по особым поручениям, он все же не забывал, что прямым его начальником является Кальтенбруннер, и с этим следовало считаться.

— Я уже высказал свое мнение. Считаю, что теперь, под занавес войны, Зомбарт представляет реальную опасность. Впрочем, понимаю, что на создание образа лжефюрера было затрачено много сил и найти еще одного такого трудно.

— Он искренне предан фюреру и Германии. Такой на измену не пойдет.

— А ведь посудите сами, — вдруг пустился в рассуждения Гиммлер, что было бы, если бы заговорщики, возглавляемые Беком и Ольбрихтом, учли преданность германцев своему фюреру. Тогда в приказах, издаваемых 20 июля, они не стали бы слишком уж нажимать на то, что Гитлер погиб. Наоборот, обзавелись бы настоящим двойником, который поддерживал бы их, сковывая действия всех, кто в тот день оставался в «Вольфшанце», и, вводя в заблуждение тех, кто еще только мечтал о личном кабинете в бункере.

— Но существует опасность, что могут найтись несколько генералов, способных учесть ошибки предшественников? — едко заметил Кальтенбруннер.

— Об этом я должен спросить вас, Кальтенбруннер, — мягко парировал Гиммлер, напоминая, кто есть кто. — Существует ли такая опасность?

— По-моему, — ответил начальник Главного управления имперской безопасности, — мы перевешали всех, кто способен был не то что помышлять о заговорена хотя бы усомниться в святости фюрера.

Гиммлер взглянул на Скорцени так, словно развешиванием генералов по виселицам занимался исключительно он, однако обер-диверсант брезгливо промолчал. Заговорил он лишь тогда, когда забытый присутствующими адъютант рейхсфюрера вновь напомнил о себе, поинтересовавшись, не пора ли приглашать в кабинет самого Великого Зомби.

Теперь уже все трое посмотрели на адъютанта, как на безумного уличного просителя, неосторожно вклинившегося в деловой разговор трех важных персон.

— Не проявляйте инициативу в тех случаях, когда она явно наказуема, — посоветовал ему Гиммлер.