Эрена он не вспоминал долгие годы. Похоронил воспоминания о том, что он натворил, под другими, приятными: наркотики, бессонные ночи напролет, телевизионные съемки. В его сознании Эрен превратился в бесплотную тень.

Если после всего случившегося он остался в живых, сможет ли теперь оправиться? Забыть фальшивый гостиничный номер, как он забыл Эрена? Все, что произошло сегодня, было кошмаром, который давно дремал в безднах его души. И эти люди – словно призраки, плод беспокойного воображения, осколки подсознания. Поверит ли он со временем в это? Как искренне поверил в то, что раскрыл убийство мистера Джеффериса? И какая жизнь после этого была уготована Моргану Шеппарду?

Может быть, гибель здесь, в этих песках, станет логичным концом всей его жизни. Этакое подстрочное примечание к ней. Продвигаясь вперед, он уже едва волочил ноги. Они не слушались, желали, чтобы он остановился и лег на песок. Лег здесь и помер. Все, хватит… да, его всегда ждал именно такой конец.

И все же он был доволен, что смог выбраться. Выйти на свежий воздух и снова увидеть небо. Ему всегда нравилось гулять на свежем воздухе, это давало ему иллюзию свободы. Скорее всего, потому, что обычно он предпочитал стратегию отступления. Правда, сейчас никуда бежать не собирался. Даже напротив.

Он размышлял об ошибках, которые совершал. Вечеринки, наркотики, выпивка, все остальное в том же духе. Каждый божий день проходил как в тумане. А последние несколько лет все дни и вовсе слились в один – каждый день был похож на другой как две капли воды. И в результате в памяти ничего не осталось. Все началось в день, когда он отправился в полицию, чтобы сообщить об отце Эрена.

Но все запомнят это. Лживый Сыщик. Броские газетные заголовки – с такими заголовками номера разойдутся как горячие пирожки. И наконец желтая пресса скинет его с пьедестала.

Фигура человека уже несколько ближе, хотя все еще далеко… черты лица не видны. Черное пятно на фоне бледно-желтого песка.

Шеппард знал наверняка только одно: человек наблюдает за ним и, вероятно, довольно давно уже его поджидает.

«Иди вперед».

Расстроятся ли в телестудии? Проронит ли кто по нему слезу, а если да, поймут ли люди, почему плачут: от горя, из-за потери работы или от горечи из-за потери его самого? Небось сварганят дорогущие похороны с поминками. Все широко осветится средствами массовой информации: его смерть для всей информационной сети – неплохой повод заработать на рекламе. Открытый гроб с видом на столы с черной икрой, омарами с поджаренным хлебцем, шампанским, ведь надо же поднять бокал за уход порядочной скотины.

Его шоу, скорее всего, продолжится уже без него. Было бы глупо не использовать к своей выгоде эту шумиху. На его место пригласят нового человека. Черт возьми, может быть, даже самого Эрена или кого-то похожего на него. Кто этого заслуживает, конечно. Перед сменой ведущего на очередное ничтожество выйдет и мемориальная серия – так сказать, смена караула. Индустрия развлечений не останавливается ни на минуту: по-быстрому обналичил чеки и двигай дальше. Уже через неделю о нем никто и не вспомнит.

Друзей у него совсем мало. Даже не сообразишь сразу, кого можно назвать другом. Есть, конечно, Дуглас, но это совсем другое. Добрые отношения с Шеппардом составляли для Дугласа жизненный интерес – ведь Шеппард платил ему бешеные деньги. В телестудии есть кое-кто, с кем он разговаривал. Но знал он их плохо и имен не помнил. А если и помнил, то не уверен, не придумал ли сам эти имена.

Еще есть несколько бывших подружек. Мишель из колледжа, юная, бесшабашная студентка-англичанка. Шеппард избавился от нее, как только подписал контракт с телевидением. Не так давно он поискал ее в Интернете, нашел: она замужем, ждет ребенка и счастлива. На фотографиях в «Фейсбуке» она весела, беззаботна, на лице такая улыбка, какой он у нее и не видывал. Он представлял себе, как она сидит за столом с мужем, они завтракают, в руках у нее газета, а рядом на высоком стульчике сидит ребенок.

– Надо же, а ведь я с ним когда-то встречалась, – говорит она.

И все, больше о нем ни слова… Потом была Сюзи, женщина, которая никого не уважала, и себя в первую очередь. Ничем не интересовалась, да и ею никто особенно не интересовался. Она охотилась за знаменитостями, Шеппард понял это, когда застукал ее в постели с группой мальчиков-музыкантов, всего их было пятеро. Шеппард сразу бросил ее, и она приняла это со смирением, насколько позволяли остатки самоуважения. Он же провалился в черную дыру анонимных свиданий и если хоть что-то помнил о некоторых, то лишь потому, что, накачанный спиртным, наркотиками либо и тем и другим, был особенно омерзителен. Их было так много… да и вообще, образ жизни он вел в стиле «меняю подружек как перчатки». Всех этих барышень звали что-то типа Кристал, Сэффрон, Руж, – словом, не имена, а прилагательные[16]. Ни одна не станет о нем скорбеть, если, конечно, что-нибудь особенное не привлечет их внимание.

Нет, единственный человек, который, возможно, и станет по нему горевать, – это его дилер. Он вбухал огромные деньги в рискованные затеи некоего юного наркоши – к тому же случайно оказавшегося студентом-медиком и страшным лентяем, – который внимательно присматривался к нормам и правилам делового общения. Когда у него все рецепты закончились, он принялся искать новые подходы и решения. Шеппард не знал, как много таблеток он купил за все эти годы; возможно, хватило бы, чтобы уничтожить небольшую армию, но был уверен: в значительной степени благодаря ему дилер остался на плаву. Как его звали? Лицо Шеппард помнил, но имя… вылетело из головы. Парнем он всегда был гиперактивным, диплом медика наверняка давно спустил в унитаз и наверняка хотел бы, чтобы Шеппард остался и продолжал разыгрывать с ним пьесу «Веление долга». Шеппард был ему благодарен, ведь этот парень в любую минуту мог запросто сдать его журналюгам. Вполне мог бы это сделать.

Шеппард поднял голову и увидел, что покрыл довольно приличное расстояние. Тот, кто его поджидал, был в костюме, при галстуке красного цвета. Шеппард подумал, что в иной одежде его невозможно и представить. Таинственный человек в красном галстуке из рассказа Констанции. Темный человек.

В руках этот человек держал черные, до блеска начищенные остроносые туфли, а босые ноги его утопали в песке. На Шеппарда он не смотрел, а смотрел на море, и на лице его застыло чувство благоговения. В детстве Шеппард не раз видел его таким. Радостно возбужденным.

Шеппард подошел, медленно, неторопливо – и только когда оказался совсем рядом, тот повернул к нему голову.

Кас Карвер улыбнулся, и улыбка его оказалась отнюдь не пугающей или злобной, но совершенно искренней, как будто он действительно был рад встретиться со старым другом.

– Здравствуй, Морган, – сказал он.

Он сказал это так, будто ничего не случилось, будто через годы разлуки они случайно столкнулись на улице.