в году – корабль шел через протоки между скалами. Это уже был Норрстрём, как объяснил Эйрик, поток, соединяющий Логринн-Озеро с морем, но разница была не особенно заметна. Когда вошли в Норрстрём, за скалами ветер упал, хирдманам пришлось взяться за весла. Ближе к вечеру над каждым из обитаемых островов и островков появился дым, заблестел на высоких скалах огонь – люди зажигали священные костры летнего солнца. Близ островов на волнах качались венки из цветов и зелени – иной раз огромные, такие, что переносить их нужно было втроем, – брошенные в дар Ньёрду и морским великаншам.

Под вечер наконец пристали к Ольховому острову. Сквозь прорези маски Снефрид наблюдала за десятком больших кораблей у берега, сотнями людей. Бесчисленные шатры и шалаши, костры, стойки для щитов внушали ей робость. Столько народу сразу она видела лишь несколько раз в жизни, когда ездила с отцом в Уппсалу или в Бьёрко. Но здесь все эти люди были мужчинами – ни стариков, ни подростков, только мужчины подходящего для войны возраста, и хотя иные из них уже поседели, их нельзя было назвать старыми. Морских боевых кораблей Снефрид вовсе никогда не видела, и они поразили ее своей величиной и грозным видом. Понятно, почему они носят имена змеев и драконов – легко было увидеть в них настоящих чудовищ, Мирового Змея, всплывшего со дна морского.

Для начала Снефрид проводили в усадьбу, где стоял Альрик сын Анунда с ближней дружиной. Это оказался приятный на вид парень, лицом красивее, чем Эйрик, и на несколько лет моложе; на «госпожу Хравнхильд» он смотрел вытаращенными глазами и едва решился с нею поздороваться. Потом она ушла в женский покой и там, спрятавшись в угол и повернувшись спиной, сдвинула маску вверх, чтобы наскоро поесть хлеба и сыра. После дня пути Снефрид была голодна, а самое важное ей еще только предстояло.

Близилась ночь, но небо оставалось таким же светлым. На выгонах возле хуторов тоже разожгли высокие костры, там толпился народ, раздавалось гуденье рогов и веселый говор. Даже присутствие чужого войска не отменяло праздника, к тому же священное перемирие охраняло жителей. Многие из хирдманов ушли к хуторам, посмотреть на круговые пляски местных женщин и помериться силами с местными мужчинами.

Выйдя из женского покоя, Снефрид увидела Эйрика: он сидел за столом среди дружины и раздавал хирдманам куски бараньей туши, зажаренной в честь праздника. Заметив Снефрид, он встал и знаком пригласил ее поближе: подойти к ней самому ему мешал стол и теснота.

– Готово мясо – выбрать тебе кусок?

– Не сейчас, конунг. Я должна ненадолго уйти. В эту ночь должно свершиться нечто… о чем тебе не стоит знать заранее. – Снефрид говорила негромко, и Эйрику пришлось наклониться к ней, чтобы не упустить ни слова в общем шуме. – Надеюсь и верю, что ты не утратишь присутствия духа. Когда я вернусь, увидишь, что будет.

– Это… не опасно?

– Ни для кого, кроме тех, чей дух слишком слаб для таинств, – загадочно сказала Снефрид. – Но среди нас таких нет. Жди, и ты увидишь, какие чудеса способны даровать нам боги в эту священную ночь.

С этими словами она удалилась, закутанная в серый плащ и в сопровождении Мьёлль с коробом за плечами. Хирдманы и сам Эйрик смотрели колдунье вслед, пока она не скрылась за дверью. У хирдманов вид был удивленный, а у Эйрика – задумчивый. В ее голосе он услышал обещание чего-то приятного и терзался любопытством, что же это может быть.

При новой встрече вирд-кона произвела на него такое впечатление, что он три дня не мог в нем разобраться. Многое в ней совпадало с его воспоминаниями – маска, голос, ласкающие прикосновения рук. Но многое казалось совсем иным. Или он просто не помнит? Он не видел ее лица, но в ней чувствовался веселый нрав и твердая воля, сплав нежности и суровости. Она напоминала ему тот старинный франкский меч – острота разящей стали и при этом чарующая глаз тонкая роскошь отделки. Фрейя имеет девять обликов и девять имен; жуткий облик Хравнхильд, колдуньи-медведицы, он уже видел. Зрело в душе нетерпеливое ожидание – не окажет ли она ему милость появиться в более приятном облике? И каков же он окажется?

* * *

Выйдя из усадьбы, Снефрид и Мьёлль направились в другую сторону, подальше от многолюдства. Хозяйка объяснила им дорогу к лесному озеру среди сосняка. Туда вела заметная тропа, но, добравшись до воды, они довольно долго шли вдоль берега, выбирая подходящее место. Снефрид вспоминала последний разговор с Эйриком. Ее беспокоило сомнение, убедит ли его «колдовство», плоды которого она собиралась сегодня же ему предъявить, но она гнала прочь малодушные мысли. Хравнхильд не тревожилась бы, а радовалась тому, что сотворит. Гордилась бы и ликовала. А что колдовство исполнится, сомневаться нечего.

Озеро с каменными берегами окружал старый сосняк; местами огромные камни громоздились у воды, не давая к ней подойти, а в более пологих местах от берега целым полем тянулись широкие листья кувшинок, будто зеленые маленькие блюда. Перевалило за полночь, но солнце только садилось, было почти светло, небо оставалось бледно-голубым, облака – белыми, с чуть посеревшими брюшками, а на востоке было разлито яркое жидкое золото, отраженное водой. Всякая женщина станет молодой и прекрасной, если в ночь Середины Лета искупается в этом жидком золоте!

Наконец они наши то, что нужно – за мысом, где сосны близко подступали к воде, но туда можно было легко спуститься по плоским камням. Камни лежали и в озере, хорошо видные под прозрачной водой. Оставив вещи под соснами, Снефрид наконец сняла маску. Еще раз внимательно огляделась – никого. Тогда она разделась, распустила волосы и вошла в воду.

Поначалу показалось холодно, но кожа быстро привыкла. К тому же Снефрид не полезла далеко от берега, а села на один из больших плоских камней под водой, так что оказалась в воде по плечи, но эта вода, за день нагретая солнцем, была теплее, чем в более глубоком месте. Наконец-то она смыла с себя весь пот и грязь, приставшие к ней за последние нелегкие дни.

Подумать только – перед этим она мылась в бане родного хутора, на берегу небольшого озерца, которое так и звали Банным. Теперь она моет волосы в воде неведомого озера на расстоянии двух морских переходов. И ведь это только начало! Первый крошечный шаг на длинном пути! Предстоящий путь к границам Утгарда казался Снефрид бесконечным, особенно потому, что она слишком плохо его себе