Он догадался. Не мог не догадаться. И сейчас придёт сюда, за мной, и без труда выведет меня на чистую воду. Ведь после того, что я устроила, после того, как не смогла даже убедительно солгать…

Но в этот миг Гэбриэл вспрыгнул в седло, и вороной жеребец понёс его прочь от Грейфилда.

Я долго провожала его взглядом. Опершись руками на подоконник, ощущая странную пустоту на том месте, где вроде бы только что билось и болело сердце.

Поздравляю, Ребекка. Поздравляю, маленькая, лживая, малодушная предательница. Вот теперь, если твой гениальный план с побегом от законного мужа окончится тем, что, когда ты заявишься в Хепберн-парк, Гэбриэл выставит тебя вон — он будет иметь на это полное право. Зато сможешь утешаться тем, что между чужой жизнью и своей ты выбрала первое, а между любовью и своей драгоценной совестью — второе.

И чем же на самом деле ты лучше Джейн, на которую так злилась? Она хотя бы сохранила честь, когда ты предпочла путь бесчестья.

Надеюсь, с чистой совестью топиться тебе будет немного легче.

Когда чёрный всадник на вороном коне исчез на горизонте, я всё ещё смотрела ему вслед. Туда, где касались облаков вересковые поля, залитые радостным светом пробившегося солнца.

А затем опустила голову — и глухо, навзрыд, до кашля зарыдала.

* * *

Я стою, глядя в белое небо. Абсолютно белое, похожее на бумажный лист. Его не заволакивают облака — на нём вовсе нет облаков: лишь пустота, заполняющая собой всё пространство над моей головой.

Я опускаю глаза, глядя на океан, волнующийся под подошвами моих туфель. Странный разноцветный океан с непрозрачными радужными водами, колеблющийся под хрустальной гранью, на которой стою я. Вернее, мне проще думать, что я стою на хрустале, чистом до незримости: ведь я не касаюсь воды, будто её и мои ноги разделяет пара дюймов затвердевшего воздуха.

Впрочем, я не уверена даже в том, что подо мною действительно вода. Пускай даже разноцветное нечто очень на неё походит.

Океан простирается во все стороны, насколько хватает взгляда. Бескрайний, безграничный, заключённый под нерушимым тонким барьером, разделяющим его и пустоту, уползающую за горизонт. Если присмотреться, можно заметить, что радужные воды — не сплошной массив, а текучее переплетение тысячи тысяч пёстрых потоков. Соприкасающихся, пересекающихся, вливающихся друг в друга.

Мне знакомы эти потоки.

Именно их я видела в те мгновения, когда представляла разбегающиеся дороги своей судьбы.

Где я? Что это за место? И как я здесь…

В этот миг в радужности под моими ногами проявляется картинка — огромная, с меня ростом. Я ошеломлённо смотрю, как в разноцветье проступают очертания моей комнаты, погружённой в полутьму, и меня самой, спящей в постели. Одетой, рядом с книгой, выпавшей из рук, уткнувшейся лицом в подушку, пока догорающая свеча подле кровати плачет воском. Пламя дрожит, и я понимаю: конечно, это не просто картинка. Скорее огромное окно.

Через которое я могу посмотреть на саму себя — со стороны.

Последние воспоминания приходят вместе с этим пониманием.

Когда Гэбриэл уехал, я снова весь вечер провела в спальне взаперти, пропустив не только ланч, но и ужин, на сей раз не открыв даже Рэйчел, безуспешно стучавшей в мою дверь. Пыталась что-то читать, но больше просто лежала, уставившись в потолок. И снова плакала.

А потом, должно быть, уснула.

Значит, я сплю? И это сон? Но это место… оно слишком реально для сна. Оно кажется куда более реальным, чем всё, что я когда-либо видела.

И у меня возникает странное, пугающее ощущение, что до этого момента я спала. Всю свою жизнь. Спала и видела сон о девочке по имени Ребекка Лочестер.

Но теперь — проснулась.

Я делаю несколько осторожных шагов вперёд; ноги вполне уверенно ступают по пустоте, разделяющей меня и разноцветье. Тёмная комната в тот же миг исчезает, вновь растворяясь в радужных волнах, — и, когда я замираю, под босыми ногами проступает совсем другая картинка.

Мост. И я, прячущая лицо на плече у Гэбриэла.

То, что случится дальше, мне видеть совсем не хочется, поэтому я отвожу взгляд. Оборачиваюсь, глядя на то, что я оставила за своей спиной.

Если, пойдя вперёд, я узрела то, что было…

— Не советую этого делать.

Голос — женский, певучий, окрашенный странным вкрадчивым шелестом — раздаётся прямо подле меня. Я резко поворачиваю голову и, не обнаружив никого и ничего, беспомощно верчусь на месте.

— Кто здесь?

— Даже если увидишь, что хочешь, это тебе не поможет. Знание своего будущего меняет его, — голос звучит совсем рядом с моим ухом; он одновременно поёт капелью и шепчет листвой, журчит прохладным лесным ручьём и шелестит тёплым шёлком. — Обрывочные предсказания не в счёт.

Когда я снова поворачиваюсь, передо мной кружится сонм бабочек. Эфемерных, оставляющих за собой след, похожий на искрящуюся пыльцу, крупных, с мою ладонь, светящихся бабочек. Золотых, как солнце.

Пару мгновений спустя они складываются в человеческую фигуру, чтобы ещё через миг слиться воедино.

— Надо же, — говорит женщина, возникшая там, где только что мерцали бабочки. — Немногие латенты сюда заглядывали.

Она красива. До того красива, что смотреть на неё почти больно. Волосы — золотой атлас, глаза — тёплый янтарь: в них плещется ласковое вечернее солнце, их цвет мог бы напомнить о змеях и кошках, но эти глаза ничуть не похожи на те, что можно увидеть у зверя. Они изучают меня, мягко и внимательно, и в бездонной черноте, которую окружают медовые радужки, мне чудятся серебристые искры далёких созвездий.

Женщина слегка улыбается. Её простое, на тунику похожее платье складками ниспадает на прозрачную грань между океаном и пустотой; оно кажется лёгким, как воздух, оно голубое, как небо… а миг спустя я понимаю, что оно и есть небо. Отрез летнего неба, чистого, глубокого и бесконечного, невероятным образом принявшего форму платья, чтобы в него можно было облечься.

Догадаться, кто предстал передо мной, нетрудно.

— Вы та, о ком я думаю?

Великая Госпожа склоняет голову набок, так что золото её волос теперь льётся по правому плечу. Я ждала, что длинные пряди погрузятся в небо, из которого сотканы её одежды, и утонут в нём, но они скользят поверх, словно под ними самая обычная ткань.

— А ты смешной ребёнок, бросивший мне вызов. — Она созерцает меня задумчиво, словно картину. — Вот что бывает, когда помогаешь латенту открыть разум. Позволить тебе заглянуть за грань было со стороны той девочки весьма неосторожно. — Владычица Предопределённости качает головой. — Впрочем, то не её вина. Она ведь не знала, с кем имеет дело.

Я смутно понимаю, о чём она говорит. Видимо, о моём визите к мисс Туэ и о том, что именно благодаря ему я теперь здесь. К слову, хороший урок на будущее: стоит с осторожностью глотать подозрительные снадобья, полученные из рук незнакомцев, и всегда осведомляться о возможных побочных действиях. Но что означает это странное «латент»? Должно быть, от латинского latentis…[30]