Но если это и правда была она…

…«мисс Лочестер, миссис Чейнз, леди Форбиден»…

Я встала. Медленно раздевшись, легла обратно, неотрывно глядя в окружающий меня мрак.

Положим, я и правда слышала саму Великую Госпожу. Положим, мой сон — не просто сон, рождённый слезами и усталостью, да ещё всеми размышлениями о будущем и о нашей мнимой схватке, которым я предавалась после визита к баньши. Тогда что означают эти слова? То же, что «Гламисский тан, Кавдорский тан, король в грядущем»?[31]

Последние два приветствия для Макбета являлись пророчеством.

Я повернулась набок. Ощутив под рукой твёрдую обложку книги, лежавшей на одеяле, — Шекспир, — переложила её с постели на тумбочку.

Хотелось бы мне верить, что это ещё одно предсказание. Предсказание, которое гласит, что всё сложится так, как я и хотела. Да только с чего «леди Форбиден»? Традиции титулования в нашей стране менялись не раз, но в итоге сложились так, что лишь глава рода и его супруга могли зваться лордом и леди Чейнз, а также графом и графиней Кэрноу. К их наследнику и его супруге следовало обращаться «лорд Томас Чейнз» — можно без фамилии, но имя обязательно — и «миссис Чейнз». Дочери и другие сыновья также были бы просто «миссис Чейнз» и «мистером Чейнзом»; причём, представляя младших, также не следовало забывать перед фамилией назвать имя. Потому и сейчас я была «мисс Лочестер», тогда как моя младшая сестра — «мисс Бланш Лочестер» или просто «мисс Бланш».

Гэбриэл не аристократ. Выйдя замуж за Тома, я не получу права зваться леди Чейнз — по крайней мере, пока жив его отец. Разведшись с Томом, тем более потеряю всякое право на титул. А даже если, не успев развестись, овдовею (я с ужасом гнала эту мысль, но тем не менее она промелькнула) — не имею никаких шансов унаследовать титул или владения графа Кэрноу.

Разве что…

Нет. Об этом думать тоже не нужно. Считай это либо сном, либо добрым предзнаменованием, вот и всё.

Ведь если предначертания действительно не существует…

Я закрыла глаза, чувствуя, что в душе нет больше отчаяния. То ли потому, что я достигла того предела, за которым кончаются все эмоции, то ли потому, что новое пророчество и правда вселило в меня некое подобие уверенности.

Ладно, Ребекка. Ты верила, что Гэбриэл сможет принять и простить тебя? Так верь. А пока тебя ждёт свадьба, уже совсем скорая; пока ты должна сделать то, что ты выбрала. То, что должно — и будь что будет.

Всё равно обратного пути уже нет.

Главное, чтобы и ты смогла себя простить.

* * *

Поутру я всё же примерила платье. Восхитительное платье цвета незабудок, сшитое по последней моде, севшее точно по моей фигуре.

То самое, в котором я уже видела себя задолго до примерки.

Чтобы расположить богов к себе и снискать их благословение на грядущий брак, в свой наряд невесты добавляли что-то старое, что-то новое, что-то одолженное, что-то голубое и серебряную монету в туфельку.

Голубым — цвета преданности и верности — было моё платье. Новым — символом удачи в новой, замужней жизни — оно же. Старым, в знак нерушимой связи с семьёй и прошлым, — мамино жемчужное ожерелье, которое она лично застегнула на моей шее. Одолженным — дабы напомнить, что друзья и родные всегда будут рядом, если мне потребуется помощь, — серебряные шпильки Рэйчел. И, конечно, про монетку — чтобы будущие супруги никогда не нуждались в деньгах — тоже не забыли.

Напоследок мою голову увенчали венком невесты. Из плюща, вереска — символа пылкой любви, жертвенности и самообладания — и боярышника, в знак невинности и целомудрия. Больше ничего зелёного на мне не было; зелёный — цвет Дивного Народа, и привлекать их внимание невесте ни к чему.

— Какая же ты сегодня красавица, — когда Нэнси отступила в сторону, закончив помогать мне со свадебным облачением, проворковала стоящая за моим плечом мама, любуясь моим отражением в зеркале.

Я тоже смотрела в зеркало. Девушка, которая разглядывала меня оттуда, и правда выглядела привлекательнее обычного, а бледность, разливавшаяся по её лицу, лишь красила её. Она казалась непривычно изящной и трогательно хрупкой; муар платья отливал небесной лазурью, ворох юбок шуршал при движении стрекозиными крыльями, высокая причёска обнажала тонкую шею… да только эта девушка, как и я, не имела никакого права на исполненный символизма наряд, делавший её такой привлекательной. Не имела права на божественное благословение, не имела права на клятвы, которые вскоре принесёт в храме.

И, наверное, в её ушах звучал тот же саркастичный голос, одно воспоминание о котором причиняло боль.

Голос, непрестанно шептавший: «Маленькая обманщица».

Неделя, предшествовавшая свадьбе, минула для меня как в тумане. Каждое утро я просыпалась, опасаясь и ожидая приезда Гэбриэла. Каждый вечер засыпала с облегчением и отчаянием оттого, что он так и не приехал. Рэйчел больше не задавала вопросов, и я была благодарна ей за это; но я видела страдающую задумчивость в её взгляде, обращённом на меня, когда она думала, что я его не замечаю. В остальное время подруга пыталась как могла скрасить мои дни, незначащей болтовнёй о незначащих вещах отвлекая от мыслей о приближающемся торжестве, вызывающем улыбку у матушки, благостную грусть у отца и ужас — у меня.

И вот теперь этот день настал.

Свадебные колокола. Конец любой сказки.

Иронично до дрожи.

Когда мы спустились вниз, Бланш ждала там, кружась на месте от нетерпения, любуясь, как при этом летит по воздуху её юбка: сестру матушка собрала и одела прежде меня. Её платье было цвета свежих сливок, отделанное жемчугом и кружевом. Помимо голубых лент, вплетённых в волосы, Бланш выбрала голубое бельё, мысль о котором заставляла её краснеть и хихикать. Матушка провела с ней тот же короткий деликатный разговор, что и со мной: дабы её дочери не бросились с ужасом прочь из спальни, когда мужья потребуют от них исполнения супружеского долга, мама всё же решилась туманно намекнуть нам на то, что случается в первую брачную ночь. Она посоветовала нам стоически перетерпеть то, что произойдёт на супружеском ложе, и даже если это вызовет у нас отвращение, ни в коем случае не отказываться от повторения этой процедуры хотя бы до появления сыновей. Тогда мы уже будем иметь право на маленькие капризы… к примеру, осторожно просить у мужа отдельную спальню и ссылаться на дурное самочувствие, если супруг вздумает её навестить… но не раньше.

К сожалению, матушка не имела понятия, что мы обе уже знаем об этой стороне жизни. Бланш — из романов вроде Льюиса. Я — от многодетной вдовы из Хэйла, одной из тех бедняков, которым мы время от времени носили еду и одежду. С ней любопытная я ещё год назад разговорилась на тему её покойного мужа, детей, родов и супружеской жизни. И если Бланш грядущая ночь любви явно представлялась в радужных красках и сулила то неземное блаженство, ради которого герои романов готовы были забыть о морали, богах и законах, я не питала подобных иллюзий.