сухости, и в сильном влиянии Тарковского (вот горе-то!). Неудача с дебютом могла плохо закончиться для будущего кинорежиссера. А Григорий Яковлевич Бакланов получил Госпремию в 1982 году за повесть «Навеки – девятнадцатилетние». Так что опасался он не зря (если верить Сергею Есину). Хотя удостоиться столь высокой награды писатель должен был гораздо раньше, если бы не мешали.

А вот если человек и шансы имел большие, и документы правильно заполнил, а премию все равно не давали… Тем горше было разочарование. Поэт Сергей Мнакацанян вспоминает о своем старшем коллеге Михаиле Львове, которого выдвинули на соискание Госпремии: «Он трепетно ждал лауреатского знака. К этому прилагались немалые деньги, но для Львова это не имело значения: он был весьма обеспеченный литератор. А вот то, что называлось государственным признанием… Но премию дали кому-то другому. То ли под большой юбилей, то ли связей Львова не хватило. Но к нему хорошо относились, и дело кончилось компромиссом: его кандидатуру оставили на второй срок. То есть не отказали окончательно. Таким образом под судьбу Львова заложили мину замедленного действия… Через год все закончилось для добрейшего Михаила Давыдовича ударом: премию ему не дали. А год ожидания оказался непереносимым стрессовым испытанием. Вскоре он ушел из жизни: потрепанное сердце не выдержало разочарования. Наверное, не стоило так трепетно относиться к эфемерному признанию общества»{405}. Наверное…

Говоря о том, что госпремии – это бизнес, нельзя забывать и о другом более важном обстоятельстве. Премии – это еще и политика. По фамилиям награжденных судили о том, в какую сторону качнулся маятник в литературном противостоянии либералов и консерваторов. В СССР эта борьба приобрела острый политический характер. При Твардовском, например, «Новый мир» очень активно выдвигал своих прогрессивных авторов. В частности, в 1968 году редакция журнала выдвинула на Госпремию Чингиза Айтматова («Прощай, Гульсары!») и Сергея Залыгина («Соленая падь»). И к радости новомирцев и им сочувствующих премию они получили. «В праздники было опубликовано постановление о присуждении Государственных премий СССР Залыгину и Айтматову. Конечно, нигде ни звука, что они печатались в “Новом мире”. Это давно стало системой»{406}, – отметил в дневнике 11 ноября 1968 года Алексей Кондратович. При этом он подчеркивает, что наряду с состоявшимся в эти дни выдвижением Твардовского в Академию наук СССР присуждение премий также «серьезно сотрясает почву у наших врагов». Кондратович передает и слова самого Твардовского: «Пусть, пусть. Пусть видят, что настоящее печаталось у нас».

Ну а что же сами новомирские лауреаты Госпремии? Александр Твардовский справедливо ожидал, что на вручении премий в Кремле прозвучит название журнала, «пробивавшего» своих авторов на премию. О своем диалоге с Сергеем Залыгиным он рассказывал Григорию Бакланову:

«– Но вы им сказали при вручении, где ваша Alma Mater? – спросил Твардовский.

На моей памяти он повторял это не раз: и у себя дома, и у нас в беседке, где любил сиживать. А когда выпьет – с особой болью:

– Но вы, говорю, сказали им про вашу Alma Mater?

И, не за себя устыдясь, другим голосом:

– Молчит. Улыбается…»{407}

Не сказали, то ли забыли, то ли побоялись…

А какие писатели олицетворяли для новомирцев «ненастоящее»? Такие, например, как Семён Бабаевский, автор бестселлера эпохи культа личности – романа «Кавалер Золотой Звезды», экранизированного и даже пережившего оперное воплощение. Трижды лауреат Сталинской премии, Бабаевский активно издавался и в последующие десятилетия, не изменяя раз и навсегда избранной стилистике. Бакланов рассказывает: «Уже в брежневские времена принес Бабаевский в журнал “Октябрь” повесть, и редактор, который работал с ним, потерял три страницы текста: возможно, упали со стола и с ненужными бумагами были выброшены. И никто, ни корректор, ни редактор, ни ответственный секретарь, который вычитывал верстку, никто не заметил потери. Все сошлось. Заметил автор. Но не по тексту, хотя он тоже читал верстку, а по расчетам: он заранее точно подсчитал будущий гонорар, а заплатили чуть меньше. Тут-то и выяснилось: трех страниц не хватает»{408}.

Произведения Бабаевского носят на редкость оптимистичные названия, например, «Родимый край» (1964), «Белый свет» (1967–1968), «Доброта» (1989). Из этого ряда выбивается книга «Как жить?» (1983). Последнее название наиболее выразительно. Вероятно, Семён Петрович знал «как», потому и прожил 90 лет, скончавшись в 2000 году, так и не получив Госпремии. Владимир Лакшин отметил 31 мая 1969 года: «…Наиболее вероятный претендент на Государственную премию – Бабаевский. Все возвращается на круги своя. А давно ли мне говорили на лекции в Политехническом: зачем вы берете примером дурной литературы Бабаевского – кто не знает ему цены. Назовите примеры посерьезнее. Вместе с другими атрибутами сталинщины возвращается и ее трубадур»{409}. А он и, правда, вернулся. Сегодня он мог бы стать Героем Труда… родного Ставропольского края.

Литературно-политическое противостояние перекидывалось и на редакции журналов. 9 июня 1981 года Давид Самойлов записал: «Мих. Алексеев в “Москве” отказался печатать поносную статью Глушковой против меня: “Если ее напечатать, через год ему дадут государственную премию”»{410}. А это как расценивать? Опять же – как раскачку маятника, то в одну, то в другую сторону. Премии были еще и средством соблюдения баланса. В этом году получил Фазиль Искандер, а в другом – Пётр Проскурин. Всем сестрам по серьгам.

Как мы уже убедились, для советского писателя имело важное значение не только выдвижение на Госпремию, но и то, в какой компании награжденных он оказался. И еще один важный момент, на который указывает Александр Твардовский: «Не премия возвышает вещь, а, скорее, вещь премию… Обойди ком[ите]т “Дали” – это весьма уронило бы его и без того невысокую политику присуждений»{411}, – из дневника от 2 марта 1961 года. Твардовский передал Ленинскую премию за поэму «За далью – даль», в том числе, и на строительство клуба на своей малой смоленской родине. В брежневские времена возникло поветрие передавать премию в Фонд мира, но многие лауреаты все же оставляли деньги в своем кармане.

Александру Твардовскому Госпремию СССР присудили уже тяжелобольному, он всего месяц побыл ее лауреатом: «Перед самой смертью дали Государственную премию за книгу лирики. Интересно бы знать, что в нее вошло и что не вошло. И несмотря на эту премию, разве его судьба лучше, чем судьба Шевченко? Ведь у Шевченко это было в начале жизни! Бедный Александр Трифонович! Его будут хоронить как секретаря Союза писателей, а не как великого поэта и деятеля», – отметил в дневнике 19 декабря 1971 года артист Борис Бабочкин{412}.

В 1966 году для российских писателей учредили Государственную премию РСФСР имени М. Горького. Имя буревестника революции понадобилось, дабы не путать республиканскую премию с большой союзной. Первыми лауреатами стали Михаил Алексеев, Кайсын Кулиев и Леонид Мартынов. 10 октября 1966 года Виктор Астафьев