— Они сказали, что, с какой стороны ни посмотри, норки — это абсолютные сукины дети, — отозвался Филин.

— И ничего более конкретного? — настаивал Лопух. — Как насчет «убийства ради убийства»?

— Нет, — сказал Филин удивленно.

— Разве ты не понимаешь, что именно это они и делают? — спросил Лопух. — И если они останутся здесь, лесу придет конец? Вообрази, каково это будет, если ты и твои друзья-хищники решите убивать столько живых существ, сколько сумеете, вне зависимости от ваших, гм-м… пищевых потребностей? Вот, например, сколько полевок ты мог бы уничтожить за ночь?

«Целую прорву», — подумал Филин, хотя ничего подобного он не позволял себе с самого детства, когда он убивал больше для тренировки, чем для еды.

— Если я правильно понимаю…— проговорил он негромко, словно беседуя сам с собой.— Если я правильно понимаю, то, в отличие от нас, лесных хищников, норки не знают, когда остановиться. Ты это имел в виду?

Еще не договорив, он понял, что Лопух имел в виду что-то еще — какую-то особенность норок, за которую он, Филин, пока только пытался зацепиться хотя бы кончиком когтя.

— Они злобные, хищные, хитрые, словом — блестящие охотники,— недоумевая, продолжал он.— Но я надеялся, что лес в состоянии это выдержать. По-твоему, ласки и горностаи ушли, потому что знали: норки будут убивать, убивать, убивать? Но до каких пор? Пока в лесу никого не останется?

Кролик мрачно кивнул, и Филин почувствовал, как обрывки его разговоров с ДД становятся на свои места и обретают вполне конкретный и довольно зловещий смысл. Экологический баланс, взаимозависимость видов, пищевые цепочки…

— Но послушай, Лоппи, — воскликнул он, — никто не может вести себя подобным образом, не рискуя погубить лес!

— Вот именно,— откликнулся Большая Задница, печально глядя в землю.

— Это зяблик, Мега. Номер второй в списке охотничьих предпочтений.

Мега уставился на сидевшую на ветке крохотную пичугу. Психо указал на другое дерево:

— А это — большая синица, номер третий в списке. Мега откровенно зевнул, и Психо ощутил легкое

разочарование. Он весьма гордился своей идеей составить список охотничьих предпочтений норок и от души надеялся, что Вождь разделит с ним его энтузиазм.

— Откуда ты все это узнал? — лениво спросил Мега. — Я имею в виду названия птиц и все такое…

— Большую часть названий нам сообщила крольчиха, которую поймали Макси и его ребята,— с готовностью пояснил мастер-импровизатор. — Когда мы применили к ней допрос третьей степени, она рассказала нам все, что знала.

— Не сомневаюсь. Что еще она рассказала? — ворчливо осведомился он.

— Кое-что мне удалось узнать, — сверкнул глазами Психо. — Помнишь того кролика с огромной задницей, который ускользнул от тебя в самый первый раз?

Мега в ответ только оскалился. Крысеныш явно испытывал его терпение — и свое собственное счастье, — напоминая ему о неудаче.

— Он был главой какого-то комитета, наподобие наших Старейшин. И точно так же, как они, этот комитет по большей части переливал из пустого в порожнее. В этом мы вполне можем доверять крольчихе, — прибавил он с мерзкой улыбочкой. — Она была супругой этого длинноухого.

Мега улыбнулся. Такой поворот дел он способен был оценить.

— Что за комитет? — полюбопытствовал он.

— Он назывался Обществом Сопричастных Попечителей Леса и состоял в основном из кроликов. Естественно, они никогда не одобряли нормальных хищников, не говоря уже о нас. Когда мы прибыли в лес, у них как раз шло одно из заседаний.

— Ну что же, больше никаких заседаний не будет, — подвел итог Мега. — Кто же является подлинным вожаком лесных жителей? — спросил он.

— Это птица, Мега. Большущий филин, которого зовут Филли. Ты наверняка его видел.

Мега сразу же вспомнил птицу с огромными черными глазами и страшными изогнутыми когтями, которая время от времени пролетала над Плато, в открытую наблюдая за норками.

— Но что он возглавляет, если этот твой комитет состоит из одних кроликов?

— Я сам пока не очень хорошо разобрался, Мега. Каким-то образом он с ними связан, хотя я никак не возьму в толк, в чем тут суть. Как мне показалось, ты хотел знать, с какой оппозицией мы можем столкнуться. Вот я и попытался оценить силы противника.

— Никакого противника у нас нет и быть не может,— сердито перебил Мега.

— Да, великий Вождь, — смиренно ответил Психо, стараясь скрыть свой скептицизм. Считать себя слишком умным значило впадать в заблуждение, последствия которого могли оказаться роковыми. Предпринятое им исследование леса и его обитателей уже обогатило Психо новыми знаниями и помогло увидеть здешнюю жизнь такой, какой не видела ее ни одна норка. А ведь он пока находился лишь в самом начале пути.

— Как тебе нравится наше новое место, а, Мата? Великолепное и удивительное, не так ли? Но Мегу это почему-то не интересует.

Психо все еще считал Мату самой большой загадкой, и не он один. Больше всего его беспокоила ее привычка держать свои мысли при себе. Но если уж она находила нужным высказаться, ее слова свидетельствовали о немалой проницательности. Кроме того, Мата всегда оказывалась на месте, когда это было необходимо, и, хотя она старалась держаться в тени, не считаться с ее молчаливым присутствием было попросту невозможно. В результате Психо постоянно гадал, какими мыслями и соображениями она делится — если делится — с Мегой и какое влияние она оказывает на его образ мыслей.

— Почему ты повсюду суешь свой нос, Психо? — спокойно спросила Мата.

— Потому что боюсь пропустить что-нибудь полезное для себя, — ухмыльнулся Психо (и оба знали, что это всего лишь наполовину шутка). — А если серьезно… Взгляни только на это многообразие жизни и как все взаимосвязано… Откуда только что берется?

Психо и Мата неторопливо прогуливались по широкой просеке в лесу, которая, уже знал Психо, у лесных жителей — у «деревяшек», как прозвали их норки, имея в виду непроходимую тупость аборигенов, — называлась Тропой. Надо сказать, манера, в какой норки, с их дремучим невежеством, пытались рассуждать об окружающем, то веселила мастера-импровизатора, то вызывала в нем глубокое отвращение.

— Представляешь, Мата, мне приходится постоянно объяснять массам, что большинство здешних обитателей, включая их любимое блюдо — кроликов, относятся к травоядным и едят траву, а не мясо. Какой-то идиот даже сказал: «Так вот почему их прозвали деревяшками! Потому что они едят дерево!», и все остальные так и покатились, держась лапами за животы. Разве это не печально?

— Почему это их должно интересовать? — спросила Мата, неожиданно бросаясь в сторону и хватая какого-то крупного жука, который неуклюже полз через тропинку. — Какой вкусный! — заметила она, хрустнув панцирем.