Он выпустил ее бедра и поднял руки к груди, решив, что она сама должна выбрать темп. Наблюдая за тем, каконамед-ленно покачивается на нем и удивление на ее лице сменяется восторгом, он ласкал ее грудь и соски. Его лоб вспотел от попыток оставаться неподвижным. Мередит двигалась все быстрее, и Филипп перестал сдерживать себя, отдавшись безумной и безудержной жажде. Схватив ее за бедра, он погружался в нее глубоко и яростно. Глаза Мередит закрылись, а пальцы впились в его плечи. В то мгновение, когда он почувствовал, как плотно сжимается вокруг него ее плоть, он дал себе волю и провалился в горячую пропасть наслаждения, увлекая ее за собой.

Когда сознание вернулось к нему, он взглянул на Мередит. Ее глаза были закрыты, а голова склонилась на грудь, как будто стала слишком тяжелой для шеи. Сердце Филиппа все еще бешено колотилось, и он смог прошептать только одно слово:

– Мередит...

Она медленно подняла голову. Их взгляды встретились, и они долго молча смотрели друг на друга. Филипп хотел сказать что-то, но не находил слов. А если бы и нашел, разве могли они описать то, что они только что испытали?

– Я не знала... – проговорила Мередит чуть слышно. – Спасибо тебе. Спасибо за то, что ты показал мне, как прекрасно это может быть.

Его сердце переполняли любовь и нежность к ней.

– И я должен благодарить тебя, потому что я тоже не знал, как прекрасно это может быть.

Несколько мгновений Мередит молчала, а потом улыбнулась, и в ее глазах блеснул озорной огонек:

– Как ты думаешь, в дальнейшем это может стать еще прекраснее?

Филипп улыбнулся в ответ, запустил пальцы в ее волосы и притянул ее губы к своим:

– Интересный вопрос. Я думаю, надо немедленно выяснить это на практике. – Он целовал ее после каждого слова. – Но вода остывает, и лучше будет, если мы станем проводить эти исследования в постели.

Они еще раз поцеловались, и Филипп помог Мередит подняться. Держась за его руку, она перешагнула через бортик, встала на скамеечку, а потом – на ковер. Филипп последовал за ней и поднял с пола стригил. Несколько раз он провел им по рукам и ногам Мередит, удаляя излишки воды, а потом закутал ее в толстое полотенце, нагревшееся у камина. Он собирался и сам воспользоваться стригилом, но Мередит протянула руку:

– Можно, я?

Филипп отдал ей инструмент и подчинился ее нежным рукам. Когда она закончила, он надел халат и вторым полотенцем вытер ее волосы. Мередит смотрела на него, сияя от любви и счастья:

– Ты не будешь возражать, если я еще раз скажу, что люблю тебя?

Филипп преувеличенно нахмурился и надолго задумался:

– Ну, если ты действительно считаешь, что это необходимо...

– Совершенно необходимо. – Она поднялась на цыпочки и обвила руками его шею. – Я люблю тебя, Филипп.

Он тесно прижал ее к себе:

– Я тоже люблю тебя.

В глазах Мередит промелькнула какая-то новая мысль.

– О чем ты подумала?

– Я думала о том... Как ты думаешь, у нас теперь... будет ребенок?

Филипп потрясенно замолчал и представил себе Мередит беременную их общим ребенком.

– Не знаю, – он наклонился и прислонился лбом к ее макушке, – но даже от одной мысли об этом я с ума схожу от радости.

Мередит еще теснее прижалась к нему:

– Я уже вижу нашего сына. Он будет сильным и умным, и него будут такие же густые волосы, такие же добрые глаза и очки, как у тебя.

– А я вижу нашу дочь. Она будет такая же красивая, решительная и щедрая, как ты. – Он взял Мередит за руку и повел ее к кровати. – А какую свадьбу ты хочешь? Что-нибудь грандиозное в соборе Святого Павла?

– Нет, я предпочла бы скромную церемонию. Может быть, здесь, в этом доме.

– Тогда так и сделаем. А я раздобуду специальное разрешение, как только...

Филипп внезапно замолчал, потому что Мередит споткнулась. Ее рука выскользнула из его ладони, и она упала на колени раньше, чем он успел подхватить ее. Филипп опустился рядом и схватил ее за плечи:

– Ты в порядке?

– Д-да. Я, наверное, зацепилась за что-то ногой.

Филипп огляделся, но не нашел на ковре никаких предметов или складок, за которые Мередит могла запнуться. Он хотел помочь ей подняться на ноги, но Мередит неожиданно застонала и приложила руку ко лбу.

– В чем дело? – спросил Филипп, испуганный ее внезапной бледностью.

Мередит стиснула его руку и судорожно вздохнула:

– Голова, ужасно болит голова.

Он смотрел на нее, не веря своим ушам, и внутри у него все сжималось от невыносимой тревоги. Падение... потом головная боль... Слова, высеченные на Камне слез, отдавались в мозгу:

В дыхании любви почуешь запах смерти.

Споткнувшись, упадет любовь на ровной тверди.

Как больно! И ее настигнет то же зло,

и станет, как огонь, гореть ее чело.

Коль счастлив и женат – не быть с супругой вместе.

Жена твоя – умрет. А если есть невеста,

пройдет два дня – и ей откроет смерть объятья,

после того, как вы произнесете клятвы.

Отныне, коль твоя любовь о —

над нею – гнев богов. Не-

Любимую твою ничто...

Господи! Неужели за словом «любовь» следует слово «осуществилась»? Филипп чувствовал уже не тревогу, а панический ужас. Она упала. Сейчас она страдает от головной боли. Он сделал предложение Мередит, признался ей в любви, а потом занимался с ней любовью и, значит, этим навлек на нее проклятие? Ведь если это не так, тогда головную боль и падение надо считать странными совпадениями, но Филипп не верил в такие совпадения. Он верил своему сердцу, которое сжималось от страшного предчувствия.

Мередит опять застонала, и он похолодел. Кровь застывала при мысли, что по его вине любимая должна погибнуть.

Если он не сумеет снять проклятие... она умрет через два дня.

Филипп опустился на колени рядом с Мередит, которая всхлипывала, прижав ладонь ко лбу. Он не мог ни думать, ни говорить, ни дышать. Падение, боль, проклятие... Этого не может быть. Это не может случиться сейчас, когда они только что нашли друг друга. Когда всего несколько секунд назад их будущее казалось таким счастливым и безоблачным.

Стараясь справиться со страхом, когтями раздирающим внутренности, Филипп подхватил Мередит на руки, сделал несколько шагов и бережно опустил на кровать, откинув темно-бордовое стеганое покрывало. Ее лицо было искажено гримасой страдания и покрыто восковой бледностью.

– У меня никогда в жизни так не болела голова, – прошептала она с трудом. – Кажется, мозг охвачен огнем и вот-вот взорвется.