Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стасу не хочется врать деду: его любимый дед – единственный человек, кому Стас не врал. Ни разу. Никогда. Конечно, нужно сказать ему правду. Дед не будет ругаться, а самое жуткое, что можно от него ожидать, – легкий подзатыльник.
– Деда, – говорит Стас, понижая голос до полушепота, – я не отдам ей Костю. Я даже не скажу, что его нашел. Пусть он живет, ведь у него приемные дети. Такие же, как я. – Он наклоняется к деду и спрашивает, ожидая похвалы и одобрения: – Здорово я придумал?
Дед кивает с серьезным видом и внимательно оглядывает Стаса. Его глаза принимают вид линз, огромных, ярких и выпуклых, словно неоновых.
А Стас продолжает оправдывать свой поступок:
– Я ведь не чудовище, как говорит Егор. Я должен сделать хоть что-то хорошее. Я не отдам ей Костю. Ты мне не веришь, деда?
Глаза наполняются слезами. Дед кладет ладонь на плечо Стаса и снова кивает: «Ты все здорово придумал, Еж».
– Наверное, я умру за это, – всхлипывает Стас. – Мне страшно.
Слезы льются по щекам, будто там, в голове, треснул поливочный шланг. Мокрые ресницы слипаются.
Приладив удочку к борту, дед прижимает к себе ревущего Стаса, гладит по голове. Стас шмыгает носом и поднимает на него затуманенный взгляд.
«Ты сильный и смелый мальчик, Еж. Ты справишься, – отвечает жестами дед. – Если бы ты не справился, я бы тебя не выбрал. Все мы – корабли, разве ты забыл об этом?»
Слезы, так быстро хлынувшие пару минут назад, иссякают. Буря отступает. Дед берет удочку в руки и с улыбкой показывает на воду: «Караси заскучали».
На Стаса обрушивается ощущение дежавю.
Он с ужасом смотрит, как дед гладит рукоять удочки, глубоко вдыхает аромат озера, как морщинки собираются в уголках его глаз, и он беззвучно проговаривает губами: «Еж, Еж», привставая, чтобы поправить леску.
Стас точно знает, что сейчас произойдет. Он это уже видел.
Он кидается не к деду, а к брезентовой сумке со снастями.
– Деда, где твое лекарство? Ты должен его выпить. Сейчас! – Он вываливает содержимое сумки на дно лодки, лихорадочно ищет глазами знакомую упаковку со специальным сердечным аэрозолем, белую с красной полосой. Той нигде нет. – Деда, где оно? Ты взял? – Стас поднимает взгляд и взвизгивает с испугу.
Лицо деда бледнеет, взгляд каменеет. Удочка выпадает из его рук, и он хватается за грудь, сжимает в кулак воротник рубашки. Его рот искривляется и дергается, хватая воздух.
– Деда! – Стас бросается к нему, но не успевает предотвратить падение.
Дед переваливается за борт, накренив лодку так сильно, что та переворачивается. Лодка накрывает Стаса с головой, сверху наваливается темнота. Страх охватывает сознание, мышцы немеют в судороге.
Потеряв всякий ориентир, Стас ударяется головой о борт, потом о весло. Волна толкает его хилое тело вперед, наваливает лодку, правую половину лица словно обжигает кипятком. Стас что есть силы тянется к поверхности, хлебает ртом воду, кашляет и отплевывается.
Наконец, выбравшись из-под лодки на свет, он цепляется за нее, чтобы не утонуть, и кричит:
– Деда!
По воде разбросаны поплавки и упаковки из-под снастей, волны болтают ту самую коробочку – белую с красной полосой.
С подбородка Стаса капает кровь, висок и щека саднят, особенно болит правое ухо, но сейчас не до него. Стас не умеет плавать, но все равно решает нырнуть, ведь дед где-то внизу, он ждет, когда придет помощь.
Погрузившись в воду и отпустив лодку, Стас пытается разглядеть в омуте деда, его клетчатую зеленую рубашку. Мутная вода давит сверху, мелькают водоросли в отблесках утреннего солнца. Под водорослями, на дне, громадой возвышается кирпичная стена, округлая, словно гигантская каменная бочка, а там, внутри ее, в темном узком колодце, белеют человеческие кости.
Сотни омытых водой костей.
Вода вскипает сотнями голосов: воем, хрипом, стонами, смехом, плачем.
Стас чувствует, как силы гаснут, но продолжает вертеть головой. Ему неистово хочется закричать, позвать деда – пусть он услышит. Повинуясь желанию, Стас открывает рот, делает вдох. Вода заполняет его. Стас дергается в толще воды, но уже не в силах всплыть. Темнота озера медленно заполняет сознание, тело слабеет.
Последняя мысль меркнет вместе со светом: «Это ты виноват в его смерти. Это ты не нашел лекарство, ты перевернул лодку, ты не смог найти его в воде. Потому что ты испугался, потому что заплакал, потому что ты выкормыш и убийца. Даже вода сильнее тебя… сильнее тебя… сильнее тебя…»
Глава 26
Вкус земли
Стас открыл глаза, ощущая холод на мокром лице.
Перед ним маячил потолок. Его машины или не его – он пока не определил. Поднял тяжелую, будто чугунную, руку и дотронулся до разгоряченного лба.
– О, проснулся. Наконе-е-ец-то. – Это был голос Роберта. В нем смешались страх, облегчение и радость. – Неподходящее время ты выбрал, старик, чтобы вздремнуть.
Стас быстро вытер слезы с лица и сел.
Он чувствовал себя на редкость бодро, будто пережил катарсис, экзальтированный экстаз, наивысшую точку напряжения и теперь, очищенный от сомнений, проснулся.
Он смутно помнил, что ему снилось, зато другое для него стало предельно ясным: он знал, откуда взялась его боязнь воды. Он понял, что это никак не связано со слуховыми фантомами и «ненормальностью». Теперь он знал это точно, а значит, мог справиться со своим страхом.
Пока он осознавал реальность, душу всколыхнула вереница совсем других воспоминаний. О воде, песке, о белом мокром платье… и о том, как Марьяна сбрасывает его с себя. Вот это точно был не сон.
– Где Марьяна? – Стас оглядел салон машины в поисках девушки и уставился на Роберта, сидящего на переднем пассажирском сиденье.
– Унеслась за врачом, – ответил он. – Тут больница в соседнем квартале. Ты все никак не просыпался, и Марьяна решила, что нужно привести специалиста, который разбудил бы тебя медикаментозно.
Стас оглядел себя. На нем были только джинсы – ни обуви, ни рубашки. На его немой вопрос Роберт мрачно ответил:
– Не спрашивай, я все равно ничего не знаю. Марьяна попросила захватить тебе одежду, вот я и захватил. Вон там лежит, рядом с тобой, в пакете. Возможно, чуть великовата… Наверное, тебе лучше знать, почему ты в полуголом виде.
– Который час? – Стас вытряхнул содержимое из пакета себе на колени. – Сколько до Гула?
– Пятнадцать минут. – Роберт хотел казаться спокойным, но нервная дрожь в голосе выдавала его с потрохами.
Стас быстро