Боги сдержали свое обещание. Бушмен провел отряд вокруг выступающей, точно палец обвинителя, полоски тростника, и, обогнув ее, они опять оказались на открытой поляне. Она представляла собой естественную арену, с трех сторон окруженную стеной темных зарослей, большое круглое пространство роскошной травы примерно полмили в поперечнике.

В центре этого пространства на равных расстояниях друг от друга лежали шесть больших темных предметов, отчетливо видных на открытой местности. Но до предметов было слишком далеко, и сразу узнать их не удалось.

Мурсил, начальник охоты, быстро заговорил с бушменом на неопределенном диалекте. Хай отметил для памяти: изучить этот язык; это был единственный язык в четырех царствах, которого он не знал.

– Мой господин, он говорит, что это мертвые буйволы, убитые Великим Львом, – перевел Мурсил, дыша винными парами.

– А где зверь? – спросил Ланнон.

Бушмен указал.

– Он там, за второй тушей. Он увидел и услышал нас и спрятался, – объяснил Мурсил.

– Он его видит? – спросил Ланнон.

– Да, мой господин. Он видит кончики его ушей и глаза. Великий Лев следит за нами.

– Оттуда? – усомнился Ланнон, глядя на бушмена. – Не верю.

– Это правда, мой господин. У него глаза орла.

– Если он ошибся, я спрошу с тебя, – предупредил Ланнон.

– Да, господин, – с готовностью согласился Мурсил, и Ланнон повернулся к Хаю.

– Подготовимся, Птица Солнца.

Пока они снимали с Ланнона вооружение, перепоясывали принца тканью, надевали ему на ноги охотничьи сандалии, подтянулись остальные. Некоторые из пожилых вельмож ехали в носилках. Асмун, хрупкий и седовласый, остановил своих носильщиков возле Ланнона.

– Хорошей добычи, – пожелал он принцу. – Как та, что досталась твоему отцу. – И его унесли туда, откуда он мог видеть все поле. Отряд растянулся по краю тростников. Оружие и защитное вооружение сверкало на солнце, пурпурная, белая и красная одежда яркими пятнами выделялась на темном папирусе. Когда Ланнон сделал шаг вперед и повернулся лицом к подданным, все смолкли.

Тело принца обнажено, если не считать повязки, кожа гладкая и поразительно белая, хотя лицо, руки и ноги опалены солнцем. Прекрасное тело, высокое, правильных пропорций, с широкими плечами, узкими бедрами и плоским животом. Волосы перевязаны пурпурной лентой, а красно-золотая борода причесана и подвернута к шее.

Он оглядел ряды свидетелей.

– Предъявляю свои права на город Опет и все четыре царства, – просто сказал он, и его голос донесся до каждого.

Хай передал ему оружие. Щит. Из шкуры буйвола, овальный, ростом с человека и шириной с его плечи. В центре белым и желтым изображена пара свирепых глаз. Когда эти «глаза» показывают зверю, он воспринимает их как вызов и обычно нападает.

– Пусть щит убережет тебя, – негромко сказал Хай.

– Спасибо, старый друг.

Затем Хай протянул принцу львиное копье, такое тяжелое и громоздкое, что пользоваться им мог только очень сильный человек. Древко из тщательно подобранного твердого дерева, обожженного и обтянутого сырой кожей, – высыхая, она съеживалась и плотно обтягивала его. Копье было толщиной в руку Ланнона и высотой в два его роста.

К древку полосками кожи крепилось острие, под стать ему широкое и тяжелое; с режущими кромками, заточенными, как лезвие, чтобы как можно глубже войти в тело, оставив большую рану и вызвав обильное кровотечение.

– Пусть это острие найдет сердце, – прошептал Хай и чуть громче добавил: – Рычи для меня, Великий Лев Опета.

Ланнон коснулся плеча жреца. Легко сжал его.

– Лети для меня, Птица Солнца, – ответил он и отвернулся. Со щитом на спине, тщательно оберегая «глаза», чтобы раньше времени не показать их, Ланнон двинулся вперед к ожидавшему зверю. Он шел, освещенный солнцем, высокий и гордый, царь во всем, кроме титула, и сердце Хая устремилось ему вслед. Хай молча начал молиться, надеясь, что боги по-прежнему слушают.

Ланнон шел по колено в траве. Он припомнил советы старейшего и лучшего из своих охотников, повторив каждое слово:

«Жди, чтобы он зарычал, прежде чем показать ему “глаза”».

«Заставь его пойти на тебя сбоку».

«Он нападает, низко наклонив голову. Надо целить в грудь сбоку».

«Череп как железо, плечевые кости отразят самый прочный металл».

«Есть только одно уязвимое место. У основания шеи, между плечами».

Потом он вспомнил слова того, кто один из всех своими глазами видел Великого Льва, Гамилькара Барки, сорок шестого Великого Льва Опета: «Как только копье вонзилось, держись за него, сын мой, цепляйся что есть сил. От этого зависит твоя жизнь. Ибо Великий Лев еще жив, и это копье – единственное, что отделяет тебя от него, пока он не издох».

Ланнон шел, глядя на черную тушу буйвола с вздутым брюхом, не видя ни следа зверя, на которого охотился.

«Они ошиблись, – подумал он. – Там никого нет».

Он слышал в тишине биение собственного сердца, слышал свои шаги и свое свистящее дыхание. Смотрел на мертвого буйвола и шел вперед, зажав древко копья под правой рукой.

«Там никого нет, Великий Лев ушел», – подумал он и вдруг заметил впереди движение. Лишь на мгновение два уха дернулись и снова легли, но Ланнон теперь знал, что зверь ждет его. Он почувствовал, что поневоле замедлил шаг – ноги отяжелели от страха – но заставил себя идти вперед.

«Страх разрушитель», – думал он, стараясь взбодриться, но страх холодной тяжестью лежал в желудке, как масло, и вдруг из-за туши буйвола встал Великий Лев. Он стоял, разглядывая человека, наставив уши, лениво махая хвостом, приподняв голову, и Ланнон ахнул. Принц не думал, что зверь такой большой. Он заколебался, споткнулся. Зверь был невероятно огромен, как чудовище из кошмарного сна.

Теперь их разделяло две сотни шагов, но принц упрямо шел на зверя, пряча «глаза» и следя за хвостом гигантской кошки. Чем ближе он подходил, тем более раздраженно дергался хвост.

Сто шагов. Теперь хвост гневно хлещет по бокам зверя. Кошка слегка присела, прижала уши. Ланнон теперь хорошо видел ее глаза, горящие желтые глаза на морде-маске.

Он шел вперед. Грива Великого Льва поднялась дыбом – голова от этого стала огромной – и кошка присела еще ниже. Хвост ее яростно ходил из стороны в сторону, но Ланнон не останавливался.

Теперь их разделяло всего пятьдесят шагов, и Великий Лев заревел. Глухие грозные раскаты дальнего грома, дрожь почвы во время землетрясения, грохот, с которым прибой обрушивается на берег. Ланнон остановился, этот звук парализовал его. Он стоял, окаменев, и смотрел на страшного зверя, чей гнев все усиливался.

Несколько долгих мгновений Ланнон колебался, затем резким движением, рожденным страхом, сорвал щит со спины и показал «глаза». Этих кругов оказалось довольно, чтобы еще пуще разжечь ярость зверя. Черный хвост с кисточкой неподвижно застыл, приподнятый чуть выше спины, голова низко опустилась на грудь. И зверь прыгнул.