Он не поверил в то, что увидел, журналист Рысак-Подбельский.

Пространство слоилось кольцами пестрой пыли. И в кольцах этих с нечеловеческим проворством мелькали, сплетаясь друг вокруг друга, сталкиваясь и разлетаясь, едва различимые силуэты. И не было возможности понять, кто есть кто в этой дикой мешанине, и ничего нельзя было услышать из-за непрерывного воя и грохота.

Но более всего напугало журналиста Рысака-Подбельского то, что кровать, под которой он только что прятался, теперь парила под самым потолком, медленно переворачиваясь вокруг своей оси. И не только кровать – великое множество разнообразных осколков и обломков, деревянных, кирпичных, стеклянных, коими совсем недавно был усеян пол, – кружилось под потолком в пыльном воздухе, кружилось и, вопреки законам физики, падать не собиралось.

А потом Гарик в бешеном калейдоскопе мелькающих силуэтов различил неподвижную фигуру.

Это был Олег.

Располосованный свитер на нем свисал клочьями, бледно-сосредоточенное лицо было окровавлено, и – это Гарик почему-то видел отчетливо – часто пульсировала зигзагообразная жилка на виске.

Олег вскинул руки вверх.

Копошащаяся туча невесть как удерживающихся в воздухе предметов ринулась вверх и со скрежетом врезалась в потолок. Спасительная кровать от удара разлетелась в куски, и куски эти моментально втекли в тело тучи, потерялись в общем хаосе.

Олег опустил руки на уровень лица – и туча, повинуясь этому жесту, колыхаясь сама в себе, потекла вниз.

Прежде чем снова зажмуриться, чтобы хоть как-то защититься от непереносимой иррациональности кошмара, в который превратилась окружающая действительность, Гарик Рысак-Подбельский увидел, как хищными птицами вскочили на голые подоконники соткавшиеся из морозной звездной черноты бойцы Северной Дружины – двое на один оконный проем и трое на другой.

И как Олег, оглушительно звонко прокричав какое-то слово, рывком раскинул руки.

Громоздкая туча бултыхавшейся в воздухе стеклянной, деревянной и кирпичной дряни взорвалась. Осколки и обломки, мгновенно превратившиеся в смертоносные снаряды, прыснули в разные стороны от Олега, снося и калеча все на своем пути. Пронзительный короткий свист и дробный пулеметный гром едва не лишил сознания корчившегося на полу Гарика.

И стало вокруг тихо-тихо, только робкими пузырьками пробивались сквозь ватную толщу чьи-то тоскливые стоны.

Лишь тогда Гарик Рысак-Подбельский осознал, какое именно слово выкрикнул Олег за несколько секунд до окончания кошмара:

– Вспышка!..

Что это была за вспышка и зачем Олег о ней оповещал, Гарик додумать не успел, потому что, до крайности истерзанный ужасами происходящего, лишился-таки чувств.

* * *

– Они что там?.. – слабым голосом проговорил Заяц. – Гранату грохнули?.. Вот звери…

К пятерым дружинникам, что пытались атаковать гостиничный номер через окна, а теперь валялись сломанными куклами на очищенной от снега плитке гостиничной парковки, уже подбежали бойцы руковода Шатуна.

– Живой!.. – завопил сначала один из подбежавших, а потом уж подхватили и прочие. – Живые! Живые!.. Поувеченные только здорово…

– Естественно, живые, – проскрипел сквозь зубы Костя. – Человека, в яри находящегося, убить – это очень постараться надо…

– Послушай, а если они… залетные эти… и сами себя заодно с ребятами… подорвали? – спросил вдруг Заяц.

Словно в ответ на этот вопрос в окне снова появился Олег. Левая половина лица его была темна от крови.

– Я ведь предупреждал вас… – голос его звучал размеренно, но все же заметно потрескивало в нем изнеможение, – в бою всякое может случиться. Убитых нет. Но серьезно пострадавших – в достатке, к моему сожалению. Им надобна срочная квалифицированная помощь.

– Ах, ты… – Костя в бездумном порыве ринулся было вперед, но Заяц удержал его:

– Не дуркуй! Не взять их голыми руками, неужели не ясно?..

Костя оттолкнул его:

– В благородство играют, суки! На публику стараются!

– Успокойся!

– Так уйдут же! Не удержим мы их теперь!

– Сдается мне, никуда они уходить не собираются, – проворчал Заяц.

Опомнившись, руковод Кастет шаркнул рукавом форменной куртки по лбу, стирая быстро застывающий на морозе пот, – с такой силой шаркнул, что едва не содрал себе кожу.

* * *

«Тяжелых» оказалось трое. Одному остро сколотая деревяшка (видимо, ножка кровати) глубоко вошла в живот; оставаясь в сознании, он тонко вскрикивал, все порываясь ослабевшими руками вытащить из себя инородное тело. Второй, покачиваясь на носилках, хрипел в забытьи, пузыря кровь на губах, – Костя, повидавший в своей жизни ранения, не сомневался, что у него переломаны ребра, осколки которых воткнулись в легкие. Третий, явно в состоянии шока, не лежал на носилках, а сидел, тупо глядя на свои неестественно вывернутые, перебитые ноги правым глазом. Левый же глаз, болтаясь на остатках мышечной ткани, свисал на щеку.

Те дружинники, кто мог идти самостоятельно, выглядели не менее жутко. На телах и лицах их поблескивали в ярком свете парковочных фонарей осколки стекла, врезавшиеся в плоть, раненые на ходу вытаскивали их из себя, роняли под ноги. Коротко остриженные головы многих бугрились шишками. Все без исключения были в крови, и все едва находили сил, чтобы держаться в вертикальном положении, – даже те, чьи раны были только поверхностными, несерьезными. Не столько от телесных повреждений были слабы дружинники, сколько вследствие выплеска энергии, опустошившего их.

Подъезжали и уезжали один за другим автомобили скорой помощи.

– Ну все… – вдруг коротко, как-то зловеще остро выдохнул Костя. – Не стоит искать окольных путей, если можно пройти к цели прямым.

– Ты чего? – вздрогнул стоявший рядом Заяц.

Не ответив ему, Костя подозвал Шатуна, сказал ему несколько тихих слов. Тот удивленно отстранился:

– Да откуда же я тебе?..

– Откуда-откуда! – зло передразнил его Костя. – Это Сибирь, тут каждый второй мужик – охотник. Ты же местный, маму твою!..

– Понял! – тряхнул головой Шатун и исчез, прихватив свою пясть.

– Надо все же голове сообщить, – сказал Заяц, слышавший, о чем говорили Костя и Шатун. – Какие-то они все-таки… Непонятные. Раненых отдали, говорят, что драться не хотят. Может, сообщить голове? Залетные ведь с ним говорить хотели…

– Сполох Капралу сигнализировать хочешь? – прищурился Костя. – Помощи попросить? Мало ли что эти сволочи хотели… Кончилось их хотение. Нужно было на наши условия соглашаться. Не бзди, боец, Дружина и раньше справлялась и теперь справится. Вот так.

– Дружины-то почти не осталось… – негромко произнес Заяц.

Костя пропустил это замечание мимо ушей.