Сидя на ящиках, покрытых непромокаемой тканью, Славков с грустью смотрел на проплывающие мимо зелёные берега. Родные берега? Он поймал себя на мысли, что действительно родная Белозерская земля с какого-то момента исчезла для него. Что она где-то там, в густоте белого тумана, в рассказах отца и старшего брата. Далёкая и недоступная, отчего-то холодная и недобрая.

Он не понимал, почему так стало. Сташко не помнил ничего плохого, что бы с ним там случилось, но и ничего хорошего он не мог сказать о прошлом. Будто и не было его. Крепко задумавшись, он не сразу заметил, что к нему кто-то обратился.

— Привет, ты чего нос повесил, братишка? — подошёл к Славкову широкий в плечах парень лет двадцати пяти. — Не грусти, домой успеешь ещё вернуться. Иль по девахе какой тоскуешь? Тогда да, оно дело такое. — Стукнув прикладом винтовки о доску палубы, он присел рядом со Степаном и протянул тому руку. — Аким!

Славков пожал протянутую ладонь и произнёс в ответ:

— Сташко.

— Откуда будешь, дружище?

— С Ангарска, — ответил тот, после чего, подумав, добавил: — А вообще с Белозёрья.

— А я с Мезени, с Беломорья, — широко улыбнулся Аким. — Вот так мы с тобой на Беловодье и оказались! А ты тоскуешь! Эх, Сташко, нет тут времени тосковать!

— Погодь, — буркнул Славков. — Нешто Беловодье тут?

— А то! — воскликнул помор, вскинув руки. — Скоро сам увидишь, как на Байкал-батюшку выйдем.

— Был я там, знаю, — кивнул Сташко.

— Ну вот, а ты, я смотрю, в артиллеристах ходишь? — Аким указал на значок артиллериста второго класса, висевший на кителе его собеседника. — Доброе дело. А мне одна дорога — в моряки, иного не дано.

— Парни говорили, на следующий год уже на воду корветы спустим? — спросил Славков. — Сладим ли?

— Сладим! — воскликнул помор, хлопнув товарища по плечу. — Нешто мы сладить корабль не сможем? Вот умора будет! А через два года будем Владивосток с тобою, Степан, ставить! Чуешь?

— Владеть Востоком будем! — с готовностью ответил Сташко.

Пароход тем временем приближался к Усолью, чтобы забрать там ещё два десятка молодых ребят с горящими от гордости за себя глазами. Не каждому дано стать членом первых морских команд! Только лучшие этого достойны.

Амур, Сунгарийск — Албазин

Июнь 7152 (1644)

«Тунгус» приближался к форпосту Матусевича, дымя трубой и пуская время от времени протяжные гудки. Сазонов вёз с собою не только обещание вождя Нумару дружить с ангарским князем, ибо подчиняться кому-либо — не в природе народа айну, но и подтверждение оного — старый айну отпустил с зятем своего младшего сына — Рамантэ. В устье Амура ангарцы оставили построенное зимовье, следить за которым согласились айны. Им же, помимо подаренной железной утвари, было оставлено пять винтовок и запас патронов. Для предупреждения возможного нездорового интереса к зимовью со стороны казаков на воротах установили православный крест, а на центральный избе — высоко взвивающийся ангарский стяг. Остались с айнами и двое ангарцев, следившие за дуговой радиостанцией, собранной на втором этаже центральной избы зимовья.

Нумару оказался весьма бодрым стариканом, живо интересующимся всеми новыми для него знаниями. Ему весьма понравились винтовки, обувь, дома и особенно корабль ангарцев. Он так сильно впечатлился канонеркой, что провёл на ней несколько ночей и постоянно требовал устраивать речные прогулки. «Тунгус» по желанию Нумару при спокойном море даже дважды выходил в пролив между приморским берегом и Сахалином. Кроме этого Сазонов немало времени провёл в переговорах с вождём и его сыновьями. Поначалу безо всякого успеха, потому как ни о каком становлении государственности айны и слушать не желали, искренне не понимая, о чём их гости ведут речь. Ведь до сих пор власть вождя далее становища не простиралась, да и сам Нумару о таковом не задумывался. Ангарский майор же втолковывал ему о преимуществах государства перед родом.

— Вот у нас как, — говорил Алексей. — Если где человек нашего государства пострадает, то к нему всегда придут на помощь. Или же селение какое коли подвергнется нападению, то воины из других селений дадут отпор.

— Так и у нас таковое бывает, — отвечал айну.

— Всегда ли? — возражал Сазонов. — А если у вас голодно, другие вам всегда помогут? А организованно, всеми силами дать отпор врагу?

— Что ты хочешь от нас? — удивлялись айны. — Нам не нужно объединяться с другими родами.

— Именно поэтому твои соплеменники, Нумару, отступают сейчас под натиском японцев, которые, обладая своим государством, опираются на него, — уверял его ангарец. — Смотри сам, неужели мы смогли бы силами одного рода построить тот корабль да изготовить сколько оружия?

— А вы не сможете? — прищурился Рамантэ.

— Нет, — рассмеялся майор. — Чтобы сделать такой корабль, надо сделать очень многое: нужно свалить и обработать много деревьев, вынуть множество руды из земли и выплавить железо, обработать его. Всё это невероятно сложно для небольшой группы людей. А ведь ещё надо обеспечить себя пищей и одеждой и защищаться от врагов.

— Рамантэ, ты должен увидеть своими глазами государство, где живёт твоя сестра, — приказал тогда своему младшему сыну Нумару. — После этого ты вернёшься к нам и расскажешь всё как есть.

— А мы решим, что нам следует делать! Верно, отец? — воскликнул Сисратока, старший сын Нумару.

И вот теперь «Тунгус» приближался к первому крупному поселению ангарцев. Канонерку уже встречали, на причале было полно народу.

Чтобы Рамантэ не отличался от остальных, его одели в обычную для ангарцев одежду: кафтан, штаны и кепи серо-зелёного цвета, рыжие сапоги, также им был получен кошмар новобранца — портянки. Выдали также ремень с двумя подсумками, штык-нож в ножнах, винтовку и средства ухода за ней. Вот теперь внешним видом он полностью походил на ангарцев. Разве что был весьма неразговорчив и скуп на эмоции, да взгляд его зачастую был излишне суров. Евгения, его сестра, проводила с ним много времени, стараясь хоть немного научить братишку элементарным фразам русского языка. Алексей помогал ей в меру сил, он же решил звать Рамантэ для удобства Романом. Айну был не против.

Остановившись в Сунгарийске на несколько дней для мелкого ремонта машины, смазки её частей и вспомогательных механизмов и чистки котлов, Сазоновы отправились в Албазин — к детям. Прошёл год, как они оставили их. Поэтому Алексей и Евгения опасались, что за это время дети могли их подзабыть. Но нет, четырёхлетний Федя первым соскочил с качелей в дворике детского сада Албазина и, смешно переваливаясь, побежал к родителям, дважды шлёпнувшись по пути, запутавшись в траве. Потом в объятиях матери оказался и Кузёмка. Женя не смогла сдержать слёз и тут же обещала детям, что отныне не оставит их одних. Младший до самого вечера не слезал с рук отца, боясь отпустить его. Он решительно не желал более оставаться с няньками-даурками.