— По местам стоять. Мало — помалу вперед, — приказал командир в будку паровоза по переговорному устройству, такому… пароходному что ли.

Бронепоезд, громыхнув сцепками, потихоньку стал разгоняться по рельсам. Без гудков и свистков.

Началось…

* * *

Вопреки сложившемуся обычаю артподготовка началась не утром, а глубокой ночью, неожиданно перерастя в шквал огня из привычного уже, ставшего рутиной беспокоящего обстрела.

Одновременно полезли на нейтральную полосу штурмовики поддержанные саперами с ножницами для резки оставшейся проволоки. Фактически это сложно еще назвать движением войск за 'огненным валом' но что‑то приближенное к этому.

С некоторым интервалом за штурмовиками ползли роты зачистки захваченных траншей.

Основная пехота вводилась в прорыв третьим эшелоном. За ним планировался еще четвертый тактический эшелон, который предназначался для выхода на оперативный простор за полевыми укреплениями врага и его главной задачей стоял погром ближних его тылов, нарушение линий связи, ликвидация артиллерийских батарей и — главное — не подпустить к основным силам царцев их резервы, разбивая их по частям на марше.

И только потом вводились в бой основные силы, скрываемые до поры в глухих лесах, с задачей рассечь вражескую группировку на части и прижать их к болотам, отсекая от тылов.

Начали с полевого укрепрайона. А когда враги хоть слегка опомнились, где может быть направление главного удара и успели хоть как‑то отреагировать, начала гвоздить вражеские укрепления тяжелая артиллерия обоих фортов и дивизия особого могущества. Брусиловский прорыв в миниатюре. Резервов на все три участка 'направления главного удара' у царцев не было.

На севере еще вечера по своевременной команде спешно достроено из готовых элементов последнее звено гати и с ходу без потерь захвачен плацдарм за ней в редком приболотном осиннике, в котором всю ночь наращивалась группировка и высылались взводные конные разъезды усиленные ручным пулеметом каждый. Формировались команды штурмовиков из рецких саперов для захвата мостов, разъездов с водокачками и нарушения телеграфного сообщения на железной дороге. Два дня, не меньше, будут перетаскивать через гать кавалерийскую дивизию вслед за бригадой рецких горных егерей. Еще одна бригада горных стрелков терпеливо ждала своей очереди на переправу. Просто сидеть в лесу как они это делали на протяжении последних двух месяцев, было хуже.

Пока враг очухивался от первого огневого налета, мы за это время успели отмахать в темноте по рельсам пятнадцать километров и сбросить десант на первый разъезд, где заранее был намечен первый ротный опорный пункт. Следующий за нами шушпанцер тянет для них три платформы со 'спиралями Кобчика' и доберется до десанта, когда тот закончит зачистку полустанка и приступит к инженерному обеспечению позиции, загнав лишние для нас платформы на запасные ветки.

Второй шушпанцер везет такой же груз для второго разъезда.

Их задача еще при необходимости и огнем поддержать пехоту до прибытия приданной им артиллерии.

А нам вперед и только вперед на Узловую. И как можно быстрее, пока там видят третьи сны. Освободившись от лишних платформ на полустанках, колеса бронепоезда запели бойчей на рельсовых стыках.

На востоке занималась робкая полоска зари хмурого сентябрьского утра.

* * *

Ворвались на Узловую с рассветом, паля во все стороны из всего бортового оружия, но и врага застали без штанов в буквальном смысле этого слова. Впрочем не так уж того врата гам было и много — батальон где‑то. К тому же расквартированный не едином кулаком в казармах, а по два — три человека по обывательским квартирам. Офицеры, соответственно совсем отдельно. Что только добавило паники.

Даже телеграф нам достался целеньким на вокзале вместе с дежурными телеграфистами — на мое удивление совсем гражданскими железнодорожниками, по национальности огемцами, охотно пошедшими с нами на сотрудничество.

В первые пятнадцать минут десанта весь район, прилегающий к вокзалу, был в наших руках. И группы штурмовой пехоты уверенно занимали следующие кварталы. За ними шла волна чистильщиков и трофейщиков. Под пленных определили крепкий каменный пакгауз на станции. По случаю — пустой.

На самой узловой станции захватили эшелон с 75–мм полевыми орудиями заморской системы — две восьмиорудийных батареи, с приличным боезапасом к ним. Отдал приказ установить их южнее и севернее станции на особо угрожаемых направлениях контратак царцев вдоль железных дорог. И отправить гонцов на дрезине с требованием командованию направить к нам запасные расчеты артиллеристов из резерва. Раз такая оказия… Заранее об этом мы как‑то не подумали. Да и не рассчитывали на такую удачу, если совсем уж откровенно.

Оставив на станции командовать Безбаха, я отцепился от основного БеПо и с тремя гружеными платформами за мотоброневагоном, мерно стуча калильным двигателем, медленно покатил в сторону моста — движок тянул почти на пределе. А это еще дюжина километров, как минимум… так, что требуется поспешать.

Утро для боя выдалось прекрасное. В небе дымка, закрывающая солнце. Нет жары. Нет и холода. Комфорт, да и только. По сторонам от 'железки' ласкающую взгляд золотую осень трепещет легкий ветерок. В такую погоду по грибы ходить, шашлыки жарить, с девушкой миловаться, а не воевать.

Ближе к мосту занял свое место в командирской башенке, потеснив командира вагона. Это мой бой!

Вахмистр горных батарейцев не возражал — право вождя самому вести их за собой незыблемо.

Пока нам везло, катились без единого выстрела, не встречая никакого сопротивления.

Мост чрез Цысю был старый однопутный и на каждом его берегу был устроен разъезд. После того как трансконтинентальную магистраль переделали на два пути в обе стороны. Это, конечно же, задерживало перевозки и проект строительства второго моста рядом был закончен еще до войны, но война помешала…

На подъезде к мосту, после разъезда, забитого эшелонами со стреляными снарядными гильзами, когда до моста остался один путь, по шпалам навстречу нам бежал человек, и что‑то истошно орал размахивая зеленым флажком.

— Отцепить платформы, — приказал я. — Замедлить ход.

Штурмовики, не дожидаясь остановки своих платформ, частью на ходу попрыгали на гравий насыпи, часть прикрывала товарищей пулеметами, а особо назначенные навалились после отцепки на тормоза, что дико скрежетали металлом.

Охрана эшелонов на разъездах сопротивления никакого не оказала и охотно сдалась, сложив старые однозарядные винтовки с игольчатыми штыками.

Броневагон, избавившись от тяжести прицепа, рванул вперед со всей своей максимальной скоростью — тридцать километров в час.

Человек с зеленым флажком резво соскочил с пути, чтобы не попасть под нашу переднюю контрольную платформу с пулеметами и десантниками, но орать не перестал. Но я его за стуком двигателя не слышал. Да и не обратил особого внимания.