С гулом пролетели по обеим сторонам ажурные фермы трехпролётного моста и, ворвавшись на правый берег реки, я отдал приказ стрелять только из пулеметов. Проскочив первый за мостом разъезд, увидел, что однопутная дорога там и дальше продолжается, и навстречу нам со второго разъезда уже вышел эшелон с большим черным паровозом впереди. Паровоз уже разгонялся.

— Уя — струя, — вырвалось у меня. — Семафор же зеленый был?

— Осмелюсь доложить, ваша милость, затараторил вахмистр мне в ухо, — но у царцев зеленый цвет запрещающий.

— Что же ты раньше молчал? Болинтер, двигай булками. Двигатель на реверс! — истошно скомандовал, — Носовое орудие, по паровозу болванкой — огонь!

А самого дрожь пробила — что если маховик остановиться не успеет? Разобьемся же к Бениной маме… И вообще кто же мог вообще догадаться, что зеленый цвет тут запрещающим будет?

Бухнула пушка носовой башни. Паровоз впереди по курсу окутался облаком пара и покосился на бок, медленно съезжая с рельс.

— Носовое. Добавь фугасным.

Только бы успеть… Только бы успеть…

Жахнула пушка. Через секунду впереди разлетелось по воздуху то, что еще совсем недавно было красавцем — паровозом.

Маховик движка Балинтера застучал медленнее и неожиданно закрутился назад, увеличивая скорость.

Передняя башенка поливала из семиствольного гатлинга тяжелыми пулями, появившуюся из‑за обломков паровоза царскую пехоту плотными группами. Видимо нас решили взять на абордаж.

К гатлингу присоединились оба пулемета 'гоч — лозе' с платформы. Так мы и пятились, а враги все прибывали. По всему видать напоролись на эшелон, перевозящий пехотный батальон. Это много на нас одних. Основные мои штурмовики зачисткой на левом берегу занимаются да минеры мост осматривают.

Задний пулемет со спонсона застучал по осмелевшим царцам с предмостного разъезда. Это уже похоже на окружение, мать их за душу… Зажмут и задавят… и броня не поможет.

Снова бухнуло носовое орудие. В небе родилось белое облачко шрапнельного разрыва. Перелет. Не хватает дистанции для шрапнели.

— Носовое, лупи фугасными! — закричал я в переговорное устройство. — Кормовое — шрапнелью по разъезду! Заставь их попрятаться.

Поздно. Подъезжаем уже.

— Отставить шрапнель.

На абордаж царцы не решились, и мы лихо пролетели обратно разъезд и встали в створе ферм моста как триста спартанцев при Фермопилах. Пока минеры свое дело не сделают, с места не стронусь.

Мечты, мечты. Где ваша сладость… прокатиться с огоньком по вражеским тылам по железке…Прокатился… и трех километров не проехал.

* * *

Парады кончились, началась война. Пора отрабатывать щедрые авансы. А что война не похожа на кино я понял только сейчас, когда что‑то тяжелое со звоном и визгливым рикошетом долбануло в борт броневагона, да так что у всего экипажа заложило уши.

Первыми опомнились канониры носовой башни, которые методично стали класть снаряд за снарядом во что‑то не невидимое, но именно с того борта в который ударило. Кормовая башня тоже бухнула пару раз и замолкла. Угла наведения не хватает, — сообразил я и не стал переспрашивать. Весь вагон уже пропитался тухлым запахом сгоревшего пороха. Читал у кого‑то что это запах боя, который возбуждает и притягивает настоящих мужчин. Но у меня он вызывал в такой концентрации лишь легкую тошноту.

Вахмистр открыл половые люки и усердно крутил под потолком ручку принудительной вентиляции, второй рукой вытирая со лба обильный пот. Ну, да… не одному мне страшно подыхать в этой железной коробке.

А тут как на грех и двигатель заглох.

Инженер Болинтер, матерясь как сапожник, лихорадочно на паяльной лампе раскалял запасной затравочный шар. Даже не стал его подгонять — и так видно, что человек сам торопиться. Хоть и боится до расслабления сфинктера, но дело свое делает.

— Что это было? — спросил я вахмистра, когда 'вата' в ушах стала несколько менее ватной.

— Шрапнелью на удар нас угостили, командир, — ответил он, не отрываясь от полезного занятия, — Где‑то тут пушка у них заныкана была. Дюйма три калибром…

Дышать стало полегче. Вахмистр обеспечил приток свежего воздуха.

Тут снова шандарахнуло по борту и броневагон слегка завибрировал, гудя как колокол. Как же танкисты наши в Отечественную воевали? По тридцать отметин от противотанковых болванок из боя привозили? По совету вахмистра я давно уже перестал путать наводчиков своими неуклюжими попытками целеуказания. Теперь мое дело только показать саму главную цель, а прицел и трубку канониры выставят самостоятельно — обучены тому. Нет, не смеются горцы надо мной, сами понимают, что кто на кого учился, тот и… а мне славы не занимать. Сами в моем творении сидят, матерят его.

Под прикрытием нежданной дымовой завесы попробовали царцы обойти нас с берегов. Но Болинтер все же сумел завести двигатель. И, выкатившись из ферм моста, броневагон ударил по наступающей пехоте с обоих бортов всеми четырьмя пулеметами, заставив царцев залечь и отползти обратно к разъезду, где им были укрытия в виде простаивающих вагонов.

Вот тут‑то нам и прилетело снова.

Пришлось срочно утягиваться обратно под фермы моста. По ним из пушки царцы не стреляли — берегли для себя.

Но другая проблема встала в полный рост. Боеприпасы кончаются. Бортовые крупнокалиберные 'гочкисы' уже отдали остаток боекомплекта в носовую пулеметную башенку — гатлинг кормить. Он на велоприводе ел патроны очень даже активно. Даже специальные магазины повышенной емкости приходилось менять чаще обычного. 'Гочкисы' же в отсутствии свободного обдува грелись, и спасала пока только ограниченная емкость кассет, дающая вынужденные перерывы в стрельбе.

Но,… кто же мог ожидать такой интенсивности огня? Ни мы, ни тем более враги на такое и не рассчитывали. Вот они и валяются на насыпи да по высоким берегам Цыси. Около сотни тел. Да еще у разбитого паровоза не меньше пяти десятков наколотили. По золотым галунам погон видно не менее восьми павших смертью храбрых офицеров. А не фига махая сабелькой в полный рост бегать в атаку на бронепоезд.

Эх… была бы дистанция боя побольше, пошире… Как раз у меня пушки длинные. А то есть такая теоретическая возможность, что если за потерями царцы не постоят, то сомнут они нас. Накоротке‑то. Рывком. Шапками закидают. Их в батальоне, который перевозил разбитый мною эшелон, не меньше тысячи штыков. Хвала ушедшим богам, что боезапас у них также был ограничен на перегоне. Стрелять с некоторого времени стали совсем редко.

Семеро у меня в экипаже ранены выбитыми заклепками да окалиной металла сорвавшейся с бронелиста внутри кубрика от попыток бронебойных ударов врагов. Да Болинтер, дятел штатский, уронил себе раскаленный шар на сапог от неожиданности. Что там творится со штурмовиками на платформе, даже не представляю — за башнями плохо видно. Все же как и корабли БеПо больше рассчитаны на бортовой залп.