«Черт! Твою мать!»

Что эти ублюдки украли? Там не так уж и много вещей, все самое ценное в сейфе. Надеюсь, они его не нашли.

«Черт побери, ну и положеньице».

Возможно, придется вернуться в Лондон. Не хочу! Мне так хорошо здесь, с Алессией. Я сажусь и с улыбкой смотрю на сонно моргающую девушку.

– Мне нужно позвонить, – говорю я ей, не желая тревожить подробностями.

Обмотав вокруг талии покрывало, я иду с телефоном в гостевую комнату.

«Почему не сработала сигнализация? А я вообще включил ее? Черт! Не помню. Я тогда спешил».

Войдя в комнату, я звоню Оливеру.

– Максим. Что-то случилось? – удивленно спрашивает он.

– Доброе утро. Мне только что позвонила соседка. Говорит, меня обокрали.

– Хреново.

– Точно.

– Сейчас же поеду туда. Буду минут черед пятнадцать.

– Отлично. Я перезвоню тебе через двадцать минут.

Я нажимаю «отбой». Настроение – хуже некуда. Чего из украденного мне будет по-настоящему не хватать? Моих фотоаппаратов. Моей коллекции пластинок. Моего компьютера…

«Черт! Фотоаппараты отца!»

До чего же больно – представлять, что твой дом разгромил какой-нибудь обдолбанный гопник или банда подростков.

Я собирался провести этот день с Алессией, съездить с нею в «Эдем», местный ботанический сад. Теперь надо оценивать нанесенный квартире ущерб, а делать это по телефону я не хочу. Впрочем, если я наберу Оливера по «Фейс-тайм» через компьютер из Трессилиан-холла, связь будет лучше, и он сможет по своему телефону показать мне, что там произошло.

Я с тяжелым сердцем возвращаюсь в спальню. Алессия все еще в постели.

– Что случилось? – спрашивает она, садясь.

Волосы падают ей на грудь, она выглядит взъерошенной и невероятно сексуальной. Увы, вскоре мне придется ее покинуть.

– Я должен отъехать и кое о чем позаботиться. Возможно, мы вернемся в Лондон. А пока поспи, ты устала. Я скоро вернусь.

Хмурясь, она натягивает на себя одеяло. Поцеловав ее, я иду в душ.

Когда я выхожу из ванной, Алессии уже нет в комнате. В джинсах и белой рубашке я спускаюсь в кухню. Алессия там. Одетая лишь в мою пижамную кофту, она моет оставшуюся после вчерашнего ужина посуду.

– Чтобы ты проснулся, – с ласковой улыбкой она дает мне чашку эспрессо, но в глазах мерцает огонек тревоги.

Я залпом выпиваю кофе – восхитительный, как сама Алессия.

– Не беспокойся, я вернусь раньше, чем ты успеешь соскучиться.

Поцеловав ее, я хватаю пальто и выхожу из дома. Под мелким дождем взбегаю по ступенькам, сажусь в машину и несусь к особняку.

Алессия смотрит, как Максим закрывает за собой ворота. Он явно чем-то обеспокоен. Случилось что-то плохое. По спине бегут мурашки, и Алессия со вздохом думает, что многого о нем не знает.

Он сказал, что, возможно, они вернутся в Лондон. Ее жизнь снова осложнится, ведь она бездомная.

Zot.

За последние несколько дней она об этом забыла, но у нее много нерешенных вопросов. Где жить? Успокоился ли Данте? Какие чувства Максим испытывает к ней? Алессия вздыхает, беспокоясь о Максиме и надеясь, что он быстро разберется с возникшей проблемой. Дом без него кажется пустым. Вот бы им не пришлось ехать в Лондон! Она еще не готова вернуться в реальность. С Максимом она счастлива, как никогда… А сейчас нужно поставить грязную посуду в посудомоечную машину. И принять душ.

Я срезаю путь до Трессилиан-холла по проселочным дорогам – так быстрее, чем по автостраде. Дождь усилился, барабанит по стеклам и крыше. У южного входа в имение я проезжаю мимо будки привратника, набираю скорость и еду по южному пастбищу. Под зимним дождем пейзаж выглядит совсем унылым. Наступит весна, и окрестности оживит пасущийся скот…

Сквозь лишенные листьев деревья я вижу особняк. Сизо-серый и готический, словно сошедший со страниц романа одной из сестер Бронте, он буквально приковывает к себе взгляд. Изначально дом был построен на месте старого монастыря бенедиктинцев. Монастырь захватил Генрих VIII во времена своей церковной реформы. Сто лет спустя, в 1661 году, эти земли вкупе с титулом графа Треветик были дарованы Эдварду Тревельяну за его заслуги перед Карлом II. Однако огромный дом, который он построил, сгорел в 1862 году, а на его месте возвели неоготического монстра со шпилями и фальшивыми бойницами. Это резиденция графов Треветик, огромная и разросшаяся, и я всегда ее любил.

«Теперь Трессилиан-холл мой, и я за него в ответе».

Я подъезжаю к старым конюшням, где хранится коллекция машин Кита. Оставив «ягуар», бегу к кухонной двери. К счастью, она не заперта.

Джесси в кухне, готовит завтрак, у ее ног сидят собаки Кита.

– Доброе утро, Джесси! – приветствую я ее, пробегая мимо.

Дженсен и Хили вскакивают и бегут за мной.

– Максим! То есть милорд!.. – нагоняет меня в коридоре голос Джесси, когда я направляюсь в кабинет Кита… черт, то есть в мой кабинет. Здесь все так, словно брат по-прежнему жив, и меня вновь пронзает боль.

«Черт побери, Кит, мне тебя не хватает».

Откровенно говоря, кабинет выглядит так, словно еще жив наш отец – после его смерти Кит ничего здесь не менял, лишь поставил компьютер. Этот кабинет был любимым местом отца. Стены выкрашены в кроваво-красный цвет и увешаны фотографиями, пейзажами и портретами, среди них затесалась даже пара снимков матери. Мебель еще довоенная, годов этак тридцатых.

Я иду к столу. Собаки с энтузиазмом прыгают вокруг меня, виляя хвостами и норовя лизнуть.

– Привет, мальчики. Сидеть! – Я глажу обоих.

– Сэр, рада вас видеть. Что-то случилось? – спрашивает вошедшая Джесси.

– Мою лондонскую квартиру ограбили. Хочу посмотреть на нее отсюда.

– Ох, нет! – Джесси ладонями закрывает рот.

– Никто не пострадал. Оливер там и оценивает ущерб.

– Как ужасно! – Она всплескивает руками.

– Да, тот еще геморрой.

– Принести вам что-нибудь?

– Кофе, пожалуйста.

– Сейчас приготовлю.

Она уходит; Дженсен и Хили, печально глянув на меня, следуют за ней.

Я сажусь за стол Кита… точнее, за свой стол.

Включив компьютер, запускаю «Фейс-тайм» и кликаю на иконку Оливера.

Алессия стоит под душем, наслаждаясь горячей водой. В Лондоне ей будет этого не хватать. До чего же чудесно в Корнуолле, вдвоем с Максимом! Она навек сохранит в памяти этот потрясающий дом. И его – Максима.

Намыливая голову, один глаз она оставляет открытым. Дверь в ванную закрыта на задвижку, но Алессия все равно нервничает. Она не умеет быть одна, а еще скучает по Максиму. Привыкла к его присутствию. Везде. Покраснев, она улыбается.