и неожиданности остановилась перед ней, заработала звуковая и световая тревога, заорала сигнализация. Прямо все, как я люблю в американских фильмах.

Позади послышался топот ног. Сколько их, трое, четверо, кажется четверо. С чем они бегут, что у них в руках, оружие или еще что-то. В голове запульсировала кровь, мыслей не было, остались инстинкты. Кинулась вправо, здесь дверь. Толкнула ее, пустая палата. Подоконник, окно. Закрыто. Да и все равно. Навалилась на раму, старое советское стекло лопнуло, и я полетела вниз. Время замедлилось. Наверху слышались крики.

Вот отвес следующего этажа. Коснулась его ногами, оттолкнулась и прыгнула в сторону. Хлопнула ладонью по стене и плавно спустилась вниз. В голове мелькнуло, что я словно человек-паук. Укол под лопатку в спину, не больно, неприятно. Люди, несколько человек бегут ко мне. Рванула в сторону леса. Задыхаюсь, ноги путаются, сознание ватное, но бегу. Спотыкаюсь, падаю, не могу встать. Голоса, что-то говорят, не могу разобрать слов. Темнота.

Снилась дочка маленькая, я за ней бегу, а она убегает и смеется. Бегу, тревожно, догнать не могу, она исчезает. Рыдаю, кто-то трясет меня за плечо. Очухалась. Лежу в большом помещении, высокая кровать-кушетка. Рядом приборы, в вене катетер, рядом штатив с капельницей. Холодно. На мне только простынка. Руки привязаны к кровати.

Перед глазами маячит чье-то размытое лицо. Не могу сфокусироваться. Кто-то вытирает мне щеки от слез.

— Все будет хорошо, — шепчет чей-то женский голос, — Не плачь, милая.

— Пить, — размыкаю пересохшие губы.

— Не положено, — отвечает она мне, — Нельзя пока. Сейчас я просто тебе губы смочу.

— Почему нельзя? Мне операцию делали? — пугаюсь я.

— Сейчас доктора позову, он все расскажет, — шарахается она от меня.

Пытаюсь шевелить конечностями, и считаю их количество. Две ноги, две руки, все на месте, хвоста вроде нет. Пальцы тоже вроде все на месте, лишних не появилось. Нигде ничего не болит, только вот немного все затекло от постоянного лежания. Немного поелозила, чтобы кровь разогнать.

Услышала шаги. Рядом замаячил мужской силуэт невысокого роста. Присел рядом на стуле. Пахнет табаком и одеколоном, а еще лекарствами, хлоркой и почему-то собакой.

— С возвращением, милочка. Первый раз у нас такая бодрая подопечная, не побоялась вынести собой окно. Главное никаких порезов на теле, и следов от падения. Удивительно. То ли такая быстрая регенерация, то ли кожа толстая. Надо поставить на заметку, потом проверить.

— Тогда почему я здесь? — спросила я, — И капельница?

— Ребятки перестарались. Обычно одной инъекции хватает, чтобы объект вырубился, а ты побежала. Вот они выпустили еще пару доз. Еле спасли. Одной порции было достаточно, но струхнули наши ребятишки, ты их уж прости. Побегала бы ты пятнадцать минут и свалилась где-нибудь в районе нашего лесочка. Лентяи, что уж говорить, — говорил он с участием и добротой.

— Сколько я так валяюсь?

— Восемнадцать часов, — ответил доктор.

— Не хило. Где мои ребята? — поинтересовалась я.

— Не переживай, с ними все в порядке.

— С какой целью вы меня здесь удерживаете? — выдохнула я.

— Эти вопросы не ко мне. Я тебя не держу, а только слежу за твоим состоянием, — похлопал он меня по руке.

— Что у меня со зрением? — пытаясь всмотреться в силуэт, произнесла я.

— А что у тебя со зрением? — он достал маленький фонарик и начал светить в глаза.

Тихо выругался.

— Капельки покапаем, надеюсь восстановиться.

— Вот вы клоуны, — усмехнулась я, — Надеюсь восстановиться, — передразнила я его, — Развяжите меня что ли.

Почувствовала его замешательство.

— А ты не попытаешься сбежать? — спросил он.

— Голая и плохо видящая? Обязательно, — ответила я, — Окно у вас крепкое или решетки стоят? А то прямо так пойду, верхом на каталке.

— Чувство юмора не потеряла, — усмехнулся доктор и сделал знак рукой медсестре.

Она ко мне подошла и сняла вязки с рук. Я попыталась сесть, но у меня закружилась голова и я рухнула назад на каталку.

— Вот сейчас сползу и побегу на четвереньках из вашей обители зла, — горько усмехнулась я, — Одежду мне принесут какую-нибудь?

— Да, принесут. Кстати, тут на окнах решетки, — уточнил он и вышел из кабинета.

Хорошо, что никаких операций не делали. Не одна я, видно, пыталась отсюда сбежать, весь алгоритм действий продуман. На улице меня уже ждали с заправленными дротиками, или как они там называются. Поймали, словно зверя какого-то, укололи, и спать уложили. Хорошо, хоть не распахали и не посмотрели, из чего у меня там весь организм состоит и как органы на самом деле выглядят.

Пришла медсестра, принесла какую-то пижамку цвета детской неожиданности. Словила себя на мысли, что вот уже и цвета различаю, что уже радует. Она помогла мне одеться. Я периодически заваливалась на бок. На ноги натянула носочки. Спасибо доброй женщине, и ведь не боится меня.

— Тапочки тебе не разрешили принести, — виновато она сказала, — Ты не бойся, у нас тут морга нет, и операционная закрыта. Привозят, обследуют и увозят.

— Куда увозят? — спросила я.

— Не знаю, милая, нам не докладывают, — пожала она плечами, — Но все своими ногами до машин идут.

— А рыжего здоровяка не видели? — спросила я.

— Нет, я же тут работаю. Сюда вот попадают те, кто пытался сбежать. После снотворного. Твой приятель не сбегал еще. А в палаты у меня доступа нет, — пожала она плечами.

— И много нас таких сюда попадает? — поинтересовалась я.

— Ко мне? Редко, очень редко, — покачала она головой.

Я сидела на кушетке и болтала ногами. Голова еще кружилась, но постепенно картинка восстанавливалась. Женщина закапала мне глаза.

— Это искусственная слеза. Видно роговица пересохла, — пояснила она, — Ты лучше не буянь. Вдруг бить будут.

— Здесь еще и бьют? — удивилась я.

— Не знаю, но вдруг будут, — пожала она плечами.

— А теперь попить мне можно? — спросила я.

— Сейчас спрошу.

Она ушла, а я осторожно попыталась встать на пол. Покачнулась, схватилась за штатив капельницы, села назад. Размытость пропала, стала разглядывать окружающую действительность. Белый кафель почти до потолка, побелка, старый каменный пол. Обычное больничное помещение, ничего особенного. Рядом еще пара таких «коек» и приборы для отслеживания состояния.

С левой стороны ширма. За ней слышно, как работает аппарат искусственного дыхания. Кто-то там лежит. Вошла медсестра со стаканом воды, налита одна четверть. Поймала мой взгляд.

— Так и не оправился болезный, — вздохнула она.

— Сколько уже лежит? — спросила я.

— Три месяца.

— Может, надо было отключить его уже давно?

— Не разрешают, — покачала она головой, — Ладно, давай приходи в себя быстрей, и тебя переведут в палату.

Она скрылась за ширмой и стала разговаривать с пациентом, вот только он ей ничего не отвечал. Проведя все нужные