по плану, по крайней мере — по графику, пусть ускоренному. Но один черт — мне жутко стыдно, будто разучился летать или перестал быть мужиком. Когда не уважают твою страну, ты и сам теряешь в собственном весе.

Капитан Федор Прокопов неуступчиво глядел с фотографии. Капитан Костя Першилин продолжал свой безмолвный грустный монолог:

— Мы, конечно, выполним и этот приказ, и все другие, которые будут отданы. Перебазируемся в какой-нибудь степной простор, заживем в палатках, как под Чернобылем. По нынешним временам палатка — самое подходящее жилье. Ведь не успеешь обосноваться, а степь объявит суверенитет. И опять бросай чемодан в вертолет, ищи себе новое место посадки. Или нанимайся в любую кавказскую армию, чтобы… атаковать своих.

Першилину представилось невероятное: в воздушном бою над горами он лоб в лоб сходится с истребителем фронтовых лет. В кабине «ишачка», откинувшись на бронеспинку, сидит Федор Прокопов. Он не свернет, не изменит курса, он пойдет до конца…

Костя достал из внутреннего кармана кожанки помятый вымпел, некогда удостоверявший его право выполнять полеты за капитана Федора Прокопова. Поместил рядом с фотографией. Наклонив голову, повернулся через левое плечо и вышел из комнаты Боевой славы полка.

Ночь была звездной.

31. Кому нужен лысый скальп?

В полночь лучи прожекторов скрестились на человеке восточного обличья в черном смокинге и белой чалме. Он коротко поклонился и взмахнул рукой, рассыпая по углам алмазный блеск перстней:

— «Ширали» приветствует своих гостей!

Опять выпивка, стриптиз, отбивающий сон черный кофе под занавес… Если и телефонный звонок был просто розыгрышем, то можно умереть от скуки за столиком в полутемном зале, где полуобнаженные тела изображают полупорнографические сценки.

Конрад Лейла щелкнул пальцами:

— Двойной «Вайнбрандт»!

Он не хотел идти в «Ширали». Настояла Моника: «Вдруг эта встреча будет важной?»

«Для меня нет ничего важнее тебя», — не шутя ответил Конрад.

«Тогда тем более шагай, полковник, — поцеловала его в щеку Моника. — Мне нужно наедине побеседовать с господином Коложваром. Завтра увидимся». «Завтра суббота, выходной день. И о чем…» — «Значит, в понедельник. Чао!»

Проклиная все на свете, Конрад из министерства поехал домой, принял душ, сменил рубашку и в назначенный час явился в «Ширали», где столик на двоих был заказан. Две свечи горели в бокалах. На сцене раздетая под турчанку красотка призывно крутила животом против часовой стрелки. Тоска!

Конрад Лейла выпил коньяк и заказал новую порцию. Две теплые ладони охватили его голову. Он узнал запах духов и понял, что новый день, начавшийся десять минут назад, обещает ему радость.

— Моника, — сказал он дрогнувшим голосом.

Она села напротив, от пламени свечи зажгла длинную сигарету.

— От свечи не прикуривают, — заметил Конрад, любуясь женщиной. — Это плохая примета.

— Ничего, — отмахнулась Моника, — ничего. Я загадала: если ты меня узнаешь, все будет хорошо у нас с тобой. И ты меня узнал… господин заместитель министра.

— По-моему, ты где-то приложилась к рюмке, Моника.

— Нет, Конрад, хотя доктор Агаштон и предлагал нечто экзотическое из одуванчиков и бананов, чтобы отметить наше маленькое соглашение. Я отдала пленку с записью его беседы с Коложваром. Но прежде один вопрос: надеюсь, ты не жаждешь скальпа этого сосунка?

— Я потомок янычар, а не индейцев, — рассмеялся Конрад. — Да и потом: кому нужен лысый скальп?

— Тогда все нормально, мой дорогой шеф, — сказала Моника. — Коложвар унесет свой скальп в министерство приватизации, ты по праву займешь прежнее кресло, и в понедельник я сварю тебе кофе получше той бурды, что подают здесь.

Тихо звучала восточная музыка. Конрад Лейла не обращал внимания на то, что происходит вокруг. В стеклах положенных на стол очков, в стекле бокала и глазах Конрада отражалась Моника. Она была все в тех же белой кофточке и черной юбке, что и на работе, и в этом наряде выглядела почти девочкой.

Он спросил:

— Сколько лет твоей Эдите?

— Чертова дюжина — тринадцать.

— Трудный возраст, — озабоченно заметил Конрад Лейла. — Спроси при случае, она не будет против снова завести папу? Правда, у кандидата скверные привычки…

— Я знаю, — кивнула Моника и ядовито добавила: — В частности, он не может пропустить мимо ни одной юбки, чтобы не оглянуться.

Конрад оглянулся и хмыкнул:

— Я оглянулся, но не увидел ни одной юбки… Разве что на тебе, мой бесценный секретарь.

Моника поднялась из-за стола:

— Поехали?

— А стриптиз? — спросил коварный Конрад Лейла.

— Так и быть, — вздохнула Моника, — досмотришь у меня дома.

…Они лежали рядом, в темноте, подсвеченной огоньками их сигарет.

— Это было совсем несложно, Конрад. Они наглые и смелые с доверчивыми и слабыми. Не только из-за тебя… Еще хотелось щелкнуть по носу этих новых хозяев жизни. Правда, Конрад, мне пришлось обещать, что молодой подонок…

— …по имени Дональд Фишер…

— Да. Что ты…

— …что я оставлю его в покое. Черт с ним. Пусть живет. На чем-нибудь да попадется снова. Зато…

— …ты не дашь в обиду старика Фельда.

— Вот именно. Ты читаешь мои мысли, Моника.

— Сложнее было разбирать твой почерк.

Моника протянула руку к изголовью кровати, включила ночник, посмотрела на часы:

— Уже утро. Я не заметила, как прошла ночь.

— Она не шла, она летела, — сказал Конрад Лейла, когда-то сочинявший стихи. На прикроватной тумбочке он только сейчас заметил высокий стеклянный цилиндр, в котором на разных уровнях качались разноцветные шарики. К каждому была прикреплена бирка с цифрой.

— Термометр, — перехватила Моника его взгляд. — Не знаю, какой тут принцип, но у поверхности всегда один поплавок. Цифра показывает температуру. Эдита подарила на день рождения. Вот-вот, гляди…

На глазах один шарик погружался, другой, будто батисфера, всплывал со дна цилиндра. «Принцип такой же, как в жизни, — подумал Конрад Лейла. — Если не сумел удержаться на плаву, то идешь на дно. Но почему же у меня нет принципов, а у Моники есть?»

Он прикоснулся губами к ее плечу. Бархатистая кожа была прохладной.

Моника выключила свет:

— Сильвестра Фельда я отлично помню. В нашем отделе все звали его только «дядя Вести». Не дай его в обиду, обещаешь?

— Да, — сказал Конрад Лейла и прислушался к печальному звону стекла в тишине. Это выбывший из игры поплавок медленно погружался на дно, касаясь стенок цилиндра.

32. Эмболия

Лучи фар выхватили из темноты рекламный щит. Улыбающийся тигр с гвоздикой в зубах. «Эссо». Заправка. Время работы от 0 до 24 часов.

Лоранд бросил взгляд на приборный щиток. Пора подкормить «фольксваген-гольф» и самому выпить чашечку кофе. Отоспится уже по ту сторону границы, в маленьком семейном пансионате, где из окон видны горы, а на завтрак подают хрустящие булочки с марципановой начинкой.

На площадке