Десятки машин уже погибли. На его глазах вверх взметнулся круг света от взорвавшегося реактора. Подобная вспышка могла на время ослепить любого смертного, но Сангвиний не отвел взгляда и смотрел, как круг расползается, потом начинает сокращаться и угасает, оставив на земле идеально круглое пятно выжженной земли. С каждым часом умирало все больше машин.

Впереди высилась немыслимая громада Ниркона. На многих участках уже обрушились пустотные щиты, и гигантский улей подвергался беспощадной бомбардировке флота. В его стенах зияли обширные пробоины. На сотнях уровней полыхали пожары. Имперские космолеты немилосердно целились в лазеры городской обороны, но на галереях укрывались тысячи артиллерийских орудий, осыпавших равнину разрывными снарядами с металлической картечью, а на бастионах стены громоздилось вооружение, снятое с павших титанов.

Сангвиний смотрел на все это мудрым взором примарха, время от времени командуя пилотам наклонить штурмовой транспорт то в одну, то в другую сторону, чтобы разглядеть какие-то детали. Наблюдаемая картина ему не нравилась, но на войне приходилось мириться с невыгодными обстоятельствами. Ангел напомнил себе, что, если бы имелась возможность выбирать время, расположение сил и поле боя, воевать бы вообще не пришлось. Вокс-передатчик в горжете его доспехов непрерывно транслировал рапорты от флота и армии. Атака на «Наковальню» началась. Азкаэллон уже прорвал внешнюю оборону доков. Амит дрался на пустотных бастионах. Флот отсекал атаки кораблей мятежников. По меркам кампании битва проходила неплохо, вот только мерки опустились удручающе низко. Численность армий Хоруса в скоплении Бета Гармона потрясла Сангвиния. Если бы подобная ситуация сложилась в ходе приведения миров к Согласию, они бы отступили и пересмотрели свои планы. Но выбора у них не было.

Его сыновья тоже понимали опасность возникшей ситуации. Рядом с Сангвинием стоял Ралдорон. Советнику хватало места, чтобы выглядывать из-за плеча примарха, облаченного в золотую броню, и он уже составил свое мнение.

— Не самый оптимальный стратегический выбор, — заметил Ралдорон, рассмотрев часть того, что видел его генетический отец. — Этим гибнущим колоссам следовало бы защищать Терру. Массированная атака титанов ничего нам не даст. Слишком большие потери из-за города сомнительного стратегического значения.

Ангел кивнул. Он так давно погрузился в печаль, что его сыны перестали гадать о его поведении. Никто уже не заговаривал о том, что его настроение изменится, и никто больше не сравнивал сегодняшнего Сангвиния с прежним. Молчаливый, задумчивый и расстроенный — так теперь определяли они поведение своего господина. Началось это на Сигнусе, и с тех пор его настроение только ухудшалось. И хотя после событий на Давине примарх стал более сосредоточенным и решительным, радости ему это не прибавило.

— Ты прав, первый капитан. — Если Ралдорона никто не услышал бы без вокс-передатчика, Сангвинию этого не требовалось. Он не надел шлема и говорил спокойно, но его слова улавливали и советник, и все другие Кровавые Ангелы в «Грозовой птице» — таким было его воздействие на их души, в котором звук не имел значения. — Но только с одной стороны. Легио титанов имеют обыкновение ссориться. Мы почти не контролируем ситуацию в скоплении Бета Гармона. И возглавляем хрупкую коалицию. Армии Хоруса сплачивают страх и фанатизм. Дальнейшее разделение наших сил при существующих разногласиях — это наихудший вариант. Здесь все Легио объединяет одна цель и они рискуют в равной степени. Нынешняя стратегия служит тактическим потребностям, но также затрагивает вопросы боевого духа и политики.

Ралдорон пренебрежительно хмыкнул, и его золотой шлем усилил этот звук.

Сангвиний оглянулся на легионера и снова сосредоточился на поле боя.

— Я прекрасно знаю, что ты не любишь интриги, но ты создан для войны и достаточно мудр, чтобы понимать, что война — это лишь продолжение политики, а гражданская война связана с ней сильнее всех прочих.

— Что же это за политика, мой господин, что ведет к массовой гибели? Я считал это предательством.

— Так оно и было, — ответил Сангвиний, предпочитая не обращать внимания на вызывающий тон Ралдорона. — Хотя это политика богов, но все равно политика. Владыка Дорн был прав, послав сюда огромное количество титанов. Представь себе подобную бойню на Терре. Пусть уж лучше они сражаются и погибают здесь, чем перед стенами Дворца. Если вся Коллегия Титаника начнет выяснять отношения на виду у моего отца, там мало что останется.

— Эти машины всегда были чрезмерно мощными. Как вы допустили концентрацию такого могущества в руках Механикума?

— Политика, — печально ответил Сангвиний. — Вы космодесантники. Вы убийцы людей, они крушители миров. Каждому свое. — Он помолчал. — Но ты считаешь их недисциплинированными и думаешь, что использовать их можно было бы более эффективно.

— Да, мой господин, — признал Ралдорон.

— Так и есть, но не стоит их обвинять. Раздоры между Легио обусловлены их стремлением выжить. У них имеются свои братства и крепкие связи. Они сознают последствия этой битвы и предвидят свое уничтожение. Они, как и мы, не заботятся о своих жизнях. Они верны, достойны и более могущественны, чем большинство людей, какими бы те ни были, но это все же мужчины и женщины, и надо соответственно к ним относиться. Они готовы смириться с собственной гибелью и даже гибелью всего своего рода, но никто не станет добровольно приносить себя в жертву, если прочие останутся целыми и невредимыми. Ни один из них не согласится связать себя обязательствами, если его партнерам будет поручено другое задание. Это сражение имеет колоссальное значение, но грозит вымиранием машин, что подрывает их дисциплину и чувство долга.

— Ты говоришь, что они сильны. Да, богомашины сильны, но они подвержены человеческой слабости.

— Слабость проявляется во всех деяниях людей. Это относится и к тебе, и ко мне! — Сангвиний чуть повысил голос. — Ни ты, ни я не пожертвуем добровольно своим легионом ради другого без особой на то причины. И если нас просто попросят отдать жизни всех космодесантников до последнего, тогда как наши братья из других легионов останутся в стороне, мы тоже сочтем это жестокой несправедливостью. — Он перевел взгляд на разгромленные равнины. — Подобные безрассудства и ввергли нас в этот ад. Переметнулся бы Пертурабо, если бы с его легионом больше считались? Или Мортарион, если бы мы чаще тешили его эго? Керз тоже причинил бы меньше вреда, если бы его безумие было раскрыто вовремя. Но этого не произошло. Нас создали повелевать людьми. Наш отец слишком доверял нам в решении наших проблем, а мы безнадежно провалили его замысел.

Откровения отца ошеломили Ралдорона, и, не будь они высказаны столь осторожно и столь безупречным существом, он мог бы счесть их почти изменническими. Сангвиний видел это, как видел его безоговорочную преданность и любовь. Примарху больно было сознавать, что Ралдорон и многие другие пойдут на вечные муки, если только он сойдет с предначертанного ему пути. Он печалился, видя, как его легион без колебаний идет в пекло иного рода, но другого пути не было.

— Мы следовали воле Императора, мой господин, — сказал Ралдорон.